Читаем Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира полностью

Четыре портрета актеров из спектакля «Гибель богов». Ок. 1897 г. — до 1902 г.


Французский лингвист и философ Жорж Дюмезиль в работе «Мифы и боги германцев» писал: «Третьему рейху не пришлось создавать свои основополагающие мифы: быть может, наоборот, это воскрешенная в XIX веке германская мифология придала свою форму, свой дух, свои установления — измученной Германии, которую небывалые беды сделали изумительно податливой».

Можно только представить, как откликалась яростная и вдохновляющая поэзия «Песни о Нибелунгах» в сердцах белокурых мальчишек Веймарской Германии и их отцов, носивших в душе горечь военного поражения и политического унижения Версальского договора. Они вдруг узнали, что их предки — великие воины древнего мира, и что на том основании весь теперешний мир обязан им покориться. Все стало на свои места, и они с готовностью приняли, что истинный смысл их доселе серой обыденной жизни — геройская смерть, что высшая добродетель — доблесть в бою, а честь — преданность вождю и народу, крови и почве[80]. Движение фёлькише сделало «народность» основой романтизированного национализма и фантастической концепции расового превосходства тех, кто вдруг осознал себя новыми нибелунгами, наследниками старинных героев и кладов. Древнегерманские руны составили символику нового времени, а абсолютная преданность и послушание стали основой идеологических конструкций германского фашизма наряду с нордической расовой теорией; достойный храбрейшего Хагена лозунг «Моя честь зовется верность» украсил рукояти новых мечей — кинжалов членов СС.

Всего несколько лет — и вот уже нация, давшая миру Баха, Гёте, Бетховена, Шиллера, Гофмана в мессианском бреду с единодушным энтузиазмом принимает идею своей этнической исключительности, одобряет преследование инакомыслящих, сожжение книг, расовый геноцид и натиск на Восток[81] с планом «Барбаросса», названным в честь средневекового короля и полководца, современника автора «Песни о Нибелунгах».

Умберто Эко в эссе «Вечный фашизм» среди его характерных признаков указывает культ традиции, перманентной войны против всех и тот образец героизма, который очевидно явился в ХХ век прямиком из XII-го:

«Культ героизма непосредственно связан с культом смерти <…> Нормальным людям говорят, что смерть огорчительна, но надо будет встретить ее с достоинством. Верующим людям говорят, что смерть есть страдательный метод достижения сверхъестественного блаженства. Герой же фашизма алчет смерти, предуказанной ему в качестве наилучшей компенсации за героическую жизнь. Герою фашизма умереть невтерпеж. В героическом нетерпении, заметим в скобках, ему гораздо чаще случается умерщвлять других».

Умберто Эко проницательно замечает, что наличия в обществе и одной из перечисленных им характеристик фашизма достаточно, чтобы начала «конденсироваться фашистская туманность». Добавим, что едва только этот туманный конденсат появляется в воздухе, как сразу где-то на периферии культурной памяти начинают звучать величественные аккорды оперы Вагнера или строки на средневерхненемецком — настолько сильны и привлекательны образы безукоризненной воинственной мужественности, созданные на основе древних германских легенд и навеки застрявшие в коллективном бессознательном человечества. Несущие огненный шквал и погибель вертолеты в фильме Копполы «Апокалипсис сегодня» летят над горящими деревнями под грозно-торжественный «Полет валькирии»; и даже в совершенной вульгарности квазикультуры БДСМ тема садизма связана со стилистикой фашистской Германии — так сильно пропитана культом насилия и маскулинности ее эстетика, вдохновленная германскими мифами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука