Читаем Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира полностью

Приключениями с многочисленными поклонницами подвиги сэра Ланселота не ограничивались. Он и без их помощи, странствуя по округе, успешно находил применение своему мечу и отваге: спас из плена в замке злокозненного сэра Тарквина нескольких рыцарей Круглого стола; из другого замка, который стерегли великаны, освободил шестьдесят заточенных там дам и девиц. Порой готовность сэра Ланселота прийти на помощь всем и каждому недруги использовали, чтобы заманить его в западню: так, однажды у высокого вяза он встретил безутешно рыдающую девицу и, разумеется, спросил, может ли чем-то помочь. Оказалось, что может: барышня, всхлипывая, рассказала, что упустила ловчего сокола, принадлежащего ее супругу, и сокол этот запутался связанными лапами высоко в ветвях вяза, и теперь ей, конечно, несдобровать, если сэр рыцарь не поможет достать сокола с дерева. Ланселот немедленно снял с себя доспехи, оставил на земле копье, меч и щит и в одной лишь рубахе и панталонах полез вызволять птицу. С этим трудностей не было, зато внизу рядом с коварной девицей вдруг обнаружился закованный в латы рыцарь, весьма недружелюбно приглашавший сэра Ланселота спуститься. Однако хитрость не одолела доблести и индивидуального воинского мастерства: сэр Ланселот отломал сук покрепче, спрыгнул вниз и отделал этой палкой закованного в латы противника до потери сознания, после чего без всякого сожаления отрубил ему голову, как нарушившему законы рыцарской чести, разумеется, не тронув при этом девицу, которая на всякий случай тут же упала без чувств.

Есть еще одна история, очень ярко характеризующая сэра Ланселота. Однажды, увидев, как трое неизвестных рыцарей теснят и преследуют одного, он вмешался, ударами копья рассеял и обратил в бегство нападавших, и обнаружил в лице потерпевшего молочного брата короля Артура, сэра Кэя, изрядно потрепанного и помятого. Надо сказать, что в историях о Круглом Столе сэр Кэй предстает рыцарем весьма скромных боевых качеств, по причине чего всякий встречный и поперечный норовит вызвать его на поединок, чтобы записать на свой личный счет почти гарантированную победу. Сэр Ланселот обменивается с ним доспехами. Сэр Кэй благополучно возвращается домой. Никогда еще в своей жизни он не путешествовал так спокойно, ибо все, увидев издали доспехи и герб сэра Ланселота, объезжают его десятой дорогой. Что же до самого Ланселота, то не проходит и мили, чтобы на него не налетел кто-то, желающий легкой победы — и каждый из них, порой не успев удивиться, слетает с седла и отправляется ко двору пристыженно сообщать, что побежден сэром Кэем, ибо сэр Ланселот великодушно не гонится за личной славой. Дело дошло до того, что рыцари решили, что какой-то неизвестный злодей убил несчастного сэра Кэя и надел на себя его доспехи, а потому стали нападать с удвоенной силой, но с тем же успехом, так что в итоге через лошадиный круп полетел вверх ногами и сам сэр Гавейн, регулярно возглавлявший рейтинги лучших бойцов Круглого Стола.

«Смерть Артура» — чрезвычайно объемный роман; каждая отдельная книга в его составе сегодня вполне могла бы стать целым сезоном приключенческого сериала о прекрасных дамах, рыцарях и колдунах. Вполне в рамках повествовательных сериальных законов, некоторые книги посвящены подвигам отдельных героев: например, четвертая называется «Повесть о сэре Гарете Оркнейском по прозванию Бомейн», а пятая — «Книга о сэре Тристраме Лионском» — самая объемная из всех, в которой Томас Мэлори излагает свою версию знаменитой истории любви Тристрама и прекрасной Изольды.

Однако, как и в любом сериале, здесь есть объединяющий сюжетный стержень, основа, заданная самим названием, и цепь событий неуклонно протягивается от рождения легендарного короля к его смерти. Увы, но сэру Ланселоту предназначено исполнить одну из главных трагических ролей в истории о гибели короля Артура и рыцарского братства Круглого Стола, а потому самые значимые для сюжета события почти всегда связаны с ним.

В предпоследней главе «Книги о сэре Тристраме Лионском» мы узнаем о единственной женщине, которой удалось овладеть сэром Ланселотом — пусть даже лишь его телом, потому что душа и разум рыцаря были одурманены чарами. Событие это настолько важно своими последствиями, что его предвосхищают загадочные знамения: в праздник Пятидесятницы, важнейший для рыцарей Круглого Стола[99], некий отшельник предсказывает, что в скором времени будет зачат рыцарь, который займет последнее пустующее сидение за Столом, и что этот же рыцарь добудет Святой Грааль, совершив таким образом самый значительный из всех подвигов, венец всех героических достижений рыцарей короля Артура.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука