Знамение змиево

Воята взглянул на Страхоту. Тот смотрел на него в упор – пристальным взглядом, острым как нож, будто хотел пронзить душу насквозь. У Вояты вдруг защемило сердце: Страхота был всего на год-другой старше его и ничуть не напоминал зверя с железными зубами, каким его описывал отец Касьян. Обычный парень, довольно приглядный собою, хотел на Еленке жениться. Видно, что в жизни нрав имел весёлый, только вот сейчас им посмеяться не над чем… И родной старший брат его сгубил. Но к жизни его не вернуть. Только душу…

Ведь святой Никита смог. В той бересте, что на Никольщины Миколка привёз от матери Агнии, описано, как по Никитиной молитве Бог оживил давно умерших людей, и они тоже уверовали в Христа, и Бог принял их в царствие небесное. «Шедше с миром, идите в рай…» Может быть, если все условия сойдутся, Бог примет и всех тех, кто уже двести лет ждёт освобождения на озёрном дне?

– Вот ты мне скажи, – обратился Воята к Страхоте, – кто они, те, что в озере сидят? Старцы или бесы?

– Я на беса похож? – Страхота не удивился вопросу.

– Я бесов мало как-то видел… но слыхал, они собой черны, крылаты, хвостаты… Но это те, что были прежде ангелами, да примкнули к мятежу Сатаны против Бога и за то низвергнуты были. А говорят, есть ещё… другие. Которые были детьми Адама, а он их от Бога спрятал…

– А есть ещё такие, как я, – подхватил Страхота. – И много нас. Неисчислимо. Всякий, кто человеком родился, но жизнь свою нехорошо прожил, закончил нехорошо или срока своего не дожил. Земля нас не принимает, небо отвергает. Кто утонул – тому в воде и жить. Кто в лесу сгинул – лесовым духом становится. Так и живём – гуляем в лесу, в воде, над болотами, по дорогам вихрями носимся… Вся земля-мать полна духами детей своих. Одна радость, люди добрые не забывают нас – угощают в лесу и в поле, по весне и нам яички красные приносят, под берёзою кладут… Ведь и мы – не чужие вам, а своих терять не годится, коли даже умерли. И умерших – особенно. В каждом из рода русского – капля силы его.

– Всех уж не спасти! – вырвалось у Вояты, ошеломлённого пониманием, как много этих духов бывших людей.

– Ну хоть тех, что в озере. От них всякий в нашей волости свой род ведёт. Навалитесь все разом – спасёте дедов, а они уж вас не оставят. Так и будет род ваш крепок, словно дуб, – корни в земле, ветки в небе.

Воята хотел что-то ответить, но Страхота сделал ему знак молчать и повернул голову к оконцу.

– Слышишь?

Воята прислушался, ожидая услышать волчий вой. Но разобрал только свист и треск цикад.

– Петух… – пробормотал Страхота. – В Божеводах петух поёт. Значит, кончена наша беседа. Помни, что я сказал. – Он поднялся на ноги. – Придёт час – Псалтирь держи при себе.

Воята хотел поблагодарить, но не успел: огоньки светильников потухли, избу поглотила тьма, и он разом ощутил, что остался один.

Во мраке перед глазами тлел слабенький огонёк. В руках ощущалась тяжесть. Книга. Это Апостол. Он не растаял вместе со Страхотой. Воята сделал несколько шагов к огоньку и наткнулся на перекосившийся стол. Огонёк мерцал на печи – та свеча, что сам Воята поставил, почти догорела. И сколько он видел при этом свете – старая изба волхва Крушины опять сделалась запустелой и мёртвой.

Воята положил Апостол на лавку и потряс онемевшими руками. Сел на пол, привалившись спиной к конику. Было чувство удовлетворённости и притом опустошения. Сейчас он не мог ни о чём-то думать, ни бояться, ни радоваться – не осталось сил. Переложив Апостол на пол, Воята опустил на него голову и заснул. Последняя его мысль была – со святой книгой под головой его сам Сатана не тронет…

* * *

Пробудил Вояту холод и боль в онемевших мышцах. Моргая спросонья, он повернулся. Вокруг было сумрачно-светло и очень свежо, пахло лесом, влажной землёй и гнилью. Перед глазами – серые доски и брёвна, усыпанные сором. Лежал Воята на голом полу, сверху неприятно нависала провалившаяся крыша.

Скривясь от боли в спине, Воята медленно сел, вспоминая, как сюда попал.

Заброшенная изба… Господи помилуй, он же в волховской избе заснул! И вроде не съел его никто! На всякий случай Воята бегло себя ощупал, но нехватки не нашёл.

Ну и жуть снилась! Воята протёр глаза и убрал волосы с лица. Вспомнил, что тут ручей неподалёку – пойти умыться. Снилось, будто из печи вылезла жаба… целая жабища… Он глянул на печь, но перед устьем лежала лишь кучка сора.

Голод напомнил о себе. До жилья чёрт знает как далеко, а при себе ничего не осталось… два последних Еленкиных блина жаба во сне слопала.

Воята развернулся, чтобы встать с пола… и увидел книгу. На ней он спал, вместо подушки, отчего ухо до сих пор болит. Тёмно-бурая кожа переплёта, тиснёный рисунок со стёршейся позолотой, крест и ростки вокруг него вьются…

Апостол.

– Крестная сила! Так мне это не приснилось? – вслух спросил Воята.

Никто не ответил.