Знаменитые русские о Флоренции

В сентябре 1918 г. Зайцев (вместе с М. Осоргиным, Н. Бердяевым, Б. Грифцовым, В. Ходасевичем и др.) организовал кооперативную книжную лавку, где московские писатели спасались от голода тем, что собирали и продавали книги.

Зайцев: «Огромная наша витрина на Большой Никитской имела приятный вид: мы постоянно наблюдали, чтобы книжки были хорошо разложены. Их набралось порядочно. Блоковско-меланхолические девицы, спецы или просто ушастые шапки останавливались перед выставкой, разглядывали наши сокровища, а то и самих нас… Мы, «купцы», жили между собою дружно. Зимой топили печурку, являлись в валенках. Летом над зеркальным окном спускали маркизу, и легонькие барышни смотрели подолгу, задумчиво, на нашу витрину. С улицы иногда влетала пыль…»

Бывало, что литераторы-компаньоны переписывали собственные сочинения от руки, переплетали и даже сами иллюстрировали обложки – Зайцев вспоминал, что за изготовленный им таким способом рукописный сборничек итальянских эссе он получил «аж 15 тысяч рублей (фунт масла)»…

Вид на церковь Санто-Спирито от Палаццо Питти.

Наблюдения над большевистской повседневностью, размышления о драматической судьбе России снова и снова выводили мысли Зайцева к теме любимого им Данте:

«Данте не знал «техники» нашего века, его изумили бы автомобили, авиация и т. п. Удивила бы открытость и развязность богохульства. Но борьба классов, диктатура, казни, насилия – вряд ли бы остановили внимание. Флоренция его века знала popolo grasso (буржуазия) и popolo minuto (пролетариат) и их вражду. Борьба тоже бывала не из легких. Тоже жгли, грабили и резали. Тоже друг друга усмиряли… Профессор Оттокар, русский историк Флоренции, выходя со мной из отеля моего «Corona d'Italia», показывая на один флорентийский дом наискосок, сказал: «В четырнадцатом веке здесь помещался первый совет рабочих депутатов…» Было это во время так называемого «восстания Чиомпи», несколько позже Данте, но в его столетии. Так что история началась не со вчерашнего дня. Некрасота, грубость, убожество Москвы революционной изумили бы флорентийца. Вши, мешочники, мерзлый картофель, слякоть… И люди! Самый наш облик, полумонгольские лица… Данте был флорентийский дворянин… Он ненавидел «подлое», плебейское, в каком бы виде ни являлось оно. Много натерпелся от хамства разжиревших маленьких «царьков» Италии. Не меньше презирал и демагогов. Что стало бы с ним, если бы пришлось ему увидеть нового «царя» скифской земли – с калмыцкими глазами, взглядом зверя, упрямца и сумасшедшего? Дантовский профиль на бесчисленных медалях, памятниках, барельефах треснул бы от возмущения…»

Летом 1920 г. в газете «Возрождение» были опубликованы «Флорентийские очерки» Б. Зайцева (они использованы во второй части настоящего издания), которые впоследствии вошли в его книгу «Италия», изданную в Берлине В 1923 Г.