Знаменитые русские о Флоренции

В 1921 г. Зайцев был избран председателем московского Союза писателей (заместителями – М. Осоргин и Н. Бердяев). Летом того же года он вошел во Всероссийскую комиссию помощи голодающим («Помгол»). Через несколько недель был арестован по обвинению в «антисоветской деятельности» (вместе с М. Осоргиным, П. Муратовым и др.), но вскоре выпущен. Для развлечения себя и других Зайцев и другие заключенные читали в лубянской камере друг другу лекции на темы литературы и искусства. В мемуарной новелле «Веселые дни 1920-1921 гг.» Зайцев вспоминал:

«Былоутро, солнечный день. Я говорил о русской литературе, как вдруг в камеру довольно бурно и начальственно вошло двое чекистов. В руке одного была бумажка. По ней он так же громко и бесцеремонно, прерывая меня, прочел, что я и Муратов свободны, можем уходить… Правда, я не хотел играть под Архимеда. Вообще ни о чем не думал. Но, вероятно, подсознанию не понравилось вторжение «постороннего тела», да еще грубоватого, прерывающего меня, я ответил почти недовольно: «Ну да, да, вот кончу сперва лекцию…» Все захохотали, и я смутился. Улыбнулся даже чекист: «Успеете на свободе кончить»».

Весной 1922 Г. Б. Зайцев тяжело заболел в Москве сыпным тифом; двенадцать суток находился без сознания – врачи считали положение безнадежным. Дочь Зайцевых – Наталья Зайцева-Соллогуб впоследствии писала:

«Мама беспрестанно молилась. В страшную тринадцатую ночь она положила папе на грудь иконку св. Николая Чудотворца, которого особенно чтила, и просила Господа о спасении папы. Произошло невероятное: утром к нему вернулось сознание…»

Летом того же года Б. К. Зайцев с женой и дочерью выехал для лечения за границу – как оказалось, навсегда. В мемуарном очерке «Москва сегодняшняя» Зайцев вспоминал:

«Март двадцать второго года – тяжелая болезнь, едва не уложившая. Бритая голова, аппетит, выздоровление, – апрель. Май – пыль на московских улицах, бесконечные обивания порогов в комиссариатах – накопление «валюты» для отъезда (гонорар из Дальневосточной республики: золотой империал, фунт чаю, материя жене на юбку). Помог и Гувер <будущий президент США>, продовольственной посылкой. Ее продали, кажется, миллионов за девяносто. И так далее. Скопилась сумма могучая – на билеты до Берлина и там прожить с неделю… Стараемся держаться крепко, бодро: уезжаем на год, самое большое на полтора. Дела в России идут лучше, НЭП приведет всё к «естественному состоянию»; одолеют свобода и здравый смысл. Мы и вернемся: подлечимся, побываем в Италии, да и домой… Разгромленная комната, где я умирал, чемоданы, извозчики, медленная езда через всю Москву, на Виндавский вокзал… В этот день судят эсеров. Толпа перед бывшим Дворянским Собранием. Манифестации ходят по улицам – требуют кровушки. Печально покидаем мы Москву…»

После лечения в Германии Б. Зайцев осенью 1923 г. провел четыре месяца в Италии: группа русских лекторов-эмигрантов (в нее помимо Зайцева входили также Н. Бердяев, П. Муратов, М. Осоргин, С. Франк, Б. Вышеславцев и др.) была приглашена Институтом Восточной Европы в Риме и его руководителем, славистом Этторе Ло Гатто.