«Милостивый государь Анатолий Васильевич! В мае 1901 г. во Флоренции нам приходилось встречаться довольно часто, вместе бродить по городу, который Вы любили, беседовать об итальянских художниках, делить маленькие жизненные невзгоды и быть в тех добрых отношениях, которые естественны между писателями, имеющими если не все, то некоторые общие устремления. Прошло десять лет. Ныне, игрой фатальных общественных обстоятельств, Вы сделались «министром»… Вы не протестовали против цензуры социалистических газет, против принятого центральным комитетом Вашей партии решения о закрытии всех «буржуазных» газет – Вы, русский писатель!.. Остается предположить, что в Вас есть черты, которых я не замечал, прискорбные черты нравственной одичалости. Всякой снисходительности пределы есть. Нельзя быть писателем и дружить с полицейскими. Сколь ни печально и ни тяжело это, все же должен признать, что с такими «литераторами», как Вы, мы, настоящие русские писатели, годами работающие под стягом искусства, просвещения, поэзии,
– общего ничего иметь не можем…»Революционные и первые послереволюционные годы были драматическими для Зайцева. В Февральскую революцию был растерзан революционной толпой его племянник Юрий Буйневич – офицер Измайловского гвардейского полка. Через два года умер отец. Чекистами был арестован и расстрелян его пасынок Алексей Буйнов. В первые послереволюционные годы ушли из жизни друзья Зайцева: Л. Андреев, С. Глаголь, Ю. Бунин, В. Розанов, А. Блок. Зайцев вспоминал о том времени:
«Убогий быт Москвы, разобранные заборы, тропинки через целые кварталы, люди с салазками, очереди к пайкам, примус, «пшенка» без масла и сахара, на которую и взглянуть мерзко. Именно вот тогда я довольно много читал Петрарку, том «Canzonieri» в белом пергаментном корешке, который купил некогда во Флоренции, на площади Сан-Лоренцо, где висят красные шубы, а Джованни делле Банде Нере сидит на своем монументе и смотрит, сколько сольди взяла с меня торговка. Думал ли я, что эта книга будет меня согревать в дни господства того Луначарского, с которым во Флоренции же, в это же время мы по-богемски жили в «Corona d'Italia», пили кьянти и рассуждали о Боттичелли? Да, но тогда времена были в некотором смысле младенческие…»
В апреле 1918 г. в Москве был создан Институт итальянской культуры – «Studio Italiano», основателями которого были итальянец Одоардо Кампо (живший с 1913 г. в Москве и работавший в библиотеке Румянцевского музея) и писатель Павел Муратов. Зайцев с первых же дней стал активным участником институтских сессий и неоднократно выступал там с докладами на итальянские темы. О подготовке к одной из таких лекций – посвященной Данте – Зайцев вспоминал:
«Итак, иду читать. Для этого надо бы купить манжеты, неудобно иначе. Захожу в магазин. В кармане четыре миллиона. Манжеты стоят четыре с половиною. Ну, почитаем и без манжет…»