«Vedi Napoli е poi muori» («Увидеть Неаполь и умереть») – пословица итальянская, которую мне еще твердили в Риме. В Неаполь я приехал 15 июня нового стиля, намеревался отправиться раньше, но праздники в Риме удержали на некоторое время, ибо ни один вотюрин ‹от vetturino – возница› не отправлялся, не посмотревши оных… Наконец, пустился в дорогу. В карете нас сидело 6 человек: три сардинца, римлянин – военный капитан, француз – пенсионер Французской академии, и я; на аванплаце – неаполитанец и еще римлянин, – всех с вотюринами 10 человек. Первый разговор начался вопросами – кто, какой нации?… Сардинец приступил ко мне с вопросом, христиане ли русские (они всех почитают нехристианами, кто не католик), заставлял меня прочесть по-русски Ave Maria… Проехав Понтийские болота, прибыли в последний город папских владений – Террачину, – местоположение коего чрезвычайно живописно. Переночевав, въехали в неаполитанские владения… Дорога от Рима до Неаполя установлена караулами, ибо там бывали шалости. Капитан, севши в карету и держа в руках пистолеты, говорил: лучше хочу умереть, нежели дать себя ограбить. Но приехавши в Альбано, он отвинтил курок и дуло у пистолетов. Я спросил у него: для чего? – Чтобы в случае нападения они бы видели, что я не хотел защищаться, – вот и вся храбрость! И в самом деле, сказывают, что не надо иметь ничего, и они, взявши контрибуцию, уходят. Это делается с почтой, там едут богатые, а к вотюринам не лезут, боясь, что самих ограбят. Впрочем, все тихо и ничего не слыхать, все говорят: это было, было, а когда было, Бог знает… Досадны нищие в Риме, но здесь несносны, бегут за каретой мальчишек 20 с милю, крича во все горло: «ечеленцо, дате квальке коза» ‹«ваше благородие, подайте что-нибудь»›. Неаполитанец их отогнал не словами, так палкой… Нельзя равнодушно видеть, до какой степени этот народ гадок, весь голый, прикрытый тряпочкой, и то прорванной, – прося милостыню, делает всякие подлости, кидая камушки, подхватывая оные ртом, визжит, скрыпит зубами, так что нельзя перенести. Народ же ничем не может быть доволен, всегда мало, а пуще те люди, которых берешь для переноски вещей или других потребностей, давая цену ту, которую сам просил, и требует больше до тех пор, покамест обругаешь, тогда только отойдет, и я так к этому привык, лишь он разинет рот, то кстати или нет, уж я начну пушить… Подъезжая к Неаполю, на одной миле нас останавливали раза три или больше для осмотра чемоданов, до которых и не думали дотрагиваться. Наконец, въехали в город; ввечеру я остановился в трактире с французом; на другой день поехал к посланнику и тут же встретил К. Н. Батюшкова, который мне и предложил у себя комнату до тех пор, покамест приищу квартиру, удобную для занятий.
Когда я приехал в Неаполь, Везувий дремал. Днем над ним лениво клубился дымок, белый, как страусовое перо; ночью, когда море исчезало под темною синевою сумрака и у подножия горы, вдоль берега, засвечивались огоньки, вулкан по временам выкатывал из своего жерла багровую звезду пламени, которая, блеснув на вершине, быстро потухала. Эти грозные огненные вздохи под небесами и эти мирные вечерние огоньки внизу; сонный залив и шумный, суетящийся, осыпанный газовыми огнями Неаполь – все это сливалось в магическую картину, от которой невозможно отвесть глаза без сожаления…