На Капри все пропитано музыкой, пением… Вечером не умолкали мандолины. Они тренькали повсюду, на порогах парикмахерских, заливались в тратториях, – где только не было их на Капри! А шарманки! О, они преследовали нас всюду! Мы с сестрой запомнили одну, большую; хозяин возил ее на двухколеске. Она была его любимицей-кормилицей. Была она такая нарядная, причудливо задрапированная яркой материей, обшитой золотой бахромой, с картинкой на лицевой стороне. Она имела свой репертуар, свой тон, свою манеру играть. Эту шарманку было слышно издалека. Она врывалась в вашу жизнь, вашу душу. Она желала всюду господствовать – в солнечный яркий жаркий полдень, равно как и в ненастный, дождливый вечер. Она и ее „патроне“ одинаково неутомимо преследовали нас. Не было человеческих сил, чтобы избавиться от этих двух тиранов – „патроне“ и его шарманки. Мы мечтали, что уедем с Капри и тогда не услышим больше звуков, нас изводящих. Не тут-то было… Покидаем Капри. Садимся в лодку, чтобы доехать к пароходу в Неаполь, но и здесь, на лодке, на морских волнах, она, наша шарманка, и ее „патроне“. Они, как и мы, покидали Капри. На пароходе эти заговорщики, эти деспоты вступили в свои шарманочные права – она заиграла какую-то бравурную народную песенку… Шарманка и ее господин были неутомимы, и под эти звуки мы подошли к Неаполю. Она и сейчас, через много лет, слышится мне. Да, это была веселая, довольная собой шарманка. Быть может, она не была слишком умной шарманкой, но она так радостно, бодро исполняла свое призвание.
Неаполитанская лотерея
На всем свете нет человека легкомысленнее итальянца. Суеверный, верящий в предсказание, чудеса, дурной и хороший глаз, он никогда не откажется от лотереи, открывающей такое широкое поле его нервной деятельности, его опьяняет мысль, что достаточно иметь несколько копеек, чтобы выиграть горсть золота. От этого lotto кормятся не только содержатели лавчонок, продающих билеты, но и всевозможные идиоты, предсказатели и шарлатаны. Главное дело взять, конечно, счастливый номер. Как руководство к этому, есть даже книга, La Smorita. Эту грязную, засаленную книжонку можно найти всюду: как в дорогом отеле, блестящем ресторане, так и в самом последнем притоне. Все это человек слышит, видит, все окружающие его предметы обозначены в ней номерами, она указывает, в какие фазисы луны можно верить снам и как по временам года, ветру, солнцу, урожаю угадать счастливый номер. Хозяин пансиона, где мы стояли, спас как-то от смерти маленькую черную собачонку и взял номера билетов, соответствующих: смерть, собака, черная, спасение, и выиграл несколько сот франков. На следующий же день после розыгрыша это было известно в Неаполе; собаку его явилось покупать человек двадцать; он не продал, но к вечеру же она исчезла из его дома самым непонятным образом… Страсть к игре до того сильна в итальянцах, что мне указывали семейства, которые дали обет поститься, вернее, голодать по субботам с тем, чтобы эти гроши употреблять на лотерею; пост всегда был в честь какого-то святого, под покровительство которого и ставился взятый билет. Теперь задача изменялась, искался не только счастливый номер, но и благодарный, внимательный святой, который предсказал бы номер, поэтому патроны менялись каждую субботу… К сожалению, духовенство не только не борется с этой пагубной страстью народа, но, напротив, так же страстно предано игре, и никогда ни один аббат не откажется отслужить обедню за счастливый выигрыш.
Неаполитанец до страсти любит деньги, но способы медленного и честного обогащения созданы не для него. Он предпочитает жить от субботы до субботы надеждой на выигрыш в lotto. Ни в одном из итальянских городов правительственная лотерея не дает столько прибыли государству, как в Неаполе. Путешественник, встретившийся с обманом и плутовством, напрасно будет упрекать здешний народ в алчности и корыстолюбии. На самом деле это вовсе не алчность и корыстолюбие – это все та же любовь к игре, все тот же азарт, который заставляет неаполитанца поставить в субботу последний грош на заветные цифры terna secca ‹тройного угадываниях›.
Неаполь и Рим