Знаменитые русские о Венеции

Вот набережная Славян, живописная смесь халифской роскоши и ладзаронской нищеты… Вот дворец дожей, великолепнейший чертог, оставленный нам средними веками… Деспотически тяготеет эта громадная узорчатая стена над двумя ярусами тонких колонн, точно сильная своим единством каста патрициев, подавлявшая систематически разъединенных граждан. Мост Вздохов – это изящный мраморный саркофаг, висящий высоко над каналом и связывающий темницу с дворцом. Дворец, опирающийся на темницу! – вот формула старинной венецианской политики… Дворец дожей своей арабской архитектурой переносит вас на Восток. Все свидетельствует здесь о колоссальной роскоши Венеции… В глубоком раздумье шагал я по парадным залам старинного дворца. Огромные стены исчезают под бессмертными полотнами и фресками Тициана, Тинторетта, Павла Веронского, Пальмы; почти каждая картина исполнена гордого патриотизма; под сладостною кистью венецианских мастеров даже аллегории утрачивают сродную себе холодность. Но из многих окон дворца видна мрачная стена тюрьмы с таинственным Мостом Вздохов… Зала, где дожи принимали послов, сохранилась в прежнем виде. Здесь роскошь, блеск, позолота, бархатные кресла; каждая картина, каждый орнамент выражает могущество Венеции, надменность патрициев… Кто бы мог подумать, что опора этого могущества находилась в двух шагах отсюда, в зловещей храмине, обитой вечным трауром, где заседали три инквизитора, таинственные и беспощадные. Убежище инквизиторов давно лишено своей грозной физиономии, но, едва вхожу сюда, воображение мое наполняется трагическими призраками… Сердце ваше переполнится отвращением, когда взор нечаянно упадет на иззубренные щели, которые некогда были украшены бронзовыми львиными пастями, куда опускались безымянные доносы. Все сокровища искусства, все блестящие страницы венецианской истории едва ли могут искупить вероломство этой политики, с ее переодетыми сбирами[18], с легионами шпионов, с ее пытками и темницами, с безответственным судом и скоропостижною казнью… Знаменитые своими ужасами темницы таятся в стенах самого дворца, как гнусные страсти в сердце блестящего патриция. В анфиладах пышных зал теснились чудеса искусства, красота, наслаждения жизни; а над этими плафонами, блещущими роскошной фантазией художников, – в свинцовых чердаках стонали государственные преступники; в часы пиров, часто в склепах, под ногами танцующих, гибли тайные жертвы аристократического деспотизма… Узник садился на табурет, прислонял голову к вделанному в стену инструменту, и дыхание пациента прерывалось навеки. Дверь тихо отворялась на канал, выносили безобразный мешок, и таинственная гондола, при лунном сиянии, отплывала в канал Орфано. Покушение закинуть в его струи невод – наказывалось смертью.

В. Д. Яковлев. Италия. Письма из Венеции, Рима и Неаполя.

СПб., 1855, с. 3, 14, 17–19.

П. Перцов

1897

При первом взгляде на дворец Дожей кажется, что это здание опрокинуто фундаментом вверх и крышею вниз; два этажа колонн внизу и сплошная стена наверху. Это здание тоже unicum, как и собор. Готические стрелы сочетались здесь с романскими кругами, и толстые, низкие египетские колонны первого этажа не имеют базы, но увенчаны капителями из листьев, животных и человеческих голов. Во всех подробностях здания проявляется то же господство случайности: из шести громадных готических окон фасада, выходящего к морю, два правых пробиты ниже других и в свою очередь не согласованы между собою. Фасад Пьяцетты правильнее, но и у него одно окно оказывается ниже остальных. Среди каменной резьбы неожиданно вкраплены аллегорические барельефы. Скульптурные украшения вообще оригинальны, не только по месту нахождения, но и по выполнению… Вхожу во дворец. Ряд пустых торжественных покоев. Золотые резные потолки, в которые, как драгоценные камни, вправлены великолепные плафоны; стены, покрытые картинами; громадные каменные камины; мраморные ворота вместо дверей, с колоннами, со статуями – целые триумфальные арки… Но после осмотра парадных комнат остается еще визит: нужно видеть и оборотную сторону медали. Темные узкие коридоры и лестницы приводят в подвалы дворца, где помещалась государственная тюрьма. Сырые каменные ящики без окон, впрочем иногда обшитые тесом – может быть, для почетных узников… Тусклые, коптящие керосиновые лампочки освещают каменное ложе и изъеденные сыростью стены, на которых можно рассмотреть надписи и знаки, оставленные заключенными. Нижние камеры помещаются уже чуть ли не в самой воде. Так медленно изводились между камнями фундамента, в подножии гигантского дворца, враги этого правительства, а может быть, только правителей…

П. Перцов. Венеция 1897.

СПб., 1905, с. 16–17.

Справа: Мост вздохов. Фото начала xx в.

В. Розанов

1901