Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917

Критические замечания А. А. Кауфмана повлекли за собой дальнейшее изучение методов экспедиции Щербины Министерством земледелия, которое в 1899 году направило в степные губернии второго ревизора, Е. А. Смирнова. В докладе Смирнова [Смирнов 1899] общее признание подробной методологической критики Кауфмана сочеталось с практическим взглядом на средства и время, которыми на самом деле располагало какое бы то ни было статистическое исследование. Он утверждал, что некоторые технические пожелания Кауфмана так же верны, как и невыполнимы [Там же: 12]. Смирнов также счел безосновательными серьезные опасения Кауфмана по поводу того, что экспедиция неправильно разделила степь на общины и естественно-исторические районы. Общины, как он убедился в ходе своей поездки, во многих случаях действительно существовали, и хотя естественно-исторические районы были выделены искусственно и необоснованно, маловероятно, что результаты были бы лучше, если бы экспедиция использовала другой подход [Там же: 92, 54]. Во всяком случае, абсолютная точность на данном этапе не требовалась. Результаты, полученные экспедицией, были в любом случае точнее уже имевшихся данных, и задача ее состояла лишь в том, чтобы дать приблизительные оценки, определить те земли, статус которых как излишков не вызывал никаких сомнений [Там же: 11–12]. Хотя существовала возможность, что в будущем подобная приблизительность перестанет служить интересам империи, в данный момент она была аргументом в пользу умеренности и осторожности в нормировании степи. В условиях слабого государственного управления российскими приграничными землями математическое обоснование колонизации должно было быть скорее приемлемым, чем идеальным, и понимавший это Смирнов считал приемлемой также некоторую методологическую неточность[425]. В конце концов, лучше хоть какое-то регулирование, чем вообще никакого.

В то же время Е. А. Смирнов полностью соглашался с мнением А. А. Кауфмана, что экспедиция должна была разработать для каждой местности конкретные нормативы потребления сена казахским скотом и что отсутствие этих норм – серьезный пробел в ее работе. Он попытался вычислить их самостоятельно и настаивал, что такие расчеты должны учитываться при последующих статистических исследованиях [Там же: 56, 61–63]. Как и критические замечания Кауфмана, доводы Смирнова были направлены против конкретных действий экспедиции Щербины, строго укладывавшихся в «дисциплинарную матрицу»[426] земской статистики и «правильной колонизации». Так или иначе, эта критика призывала к более внимательному учету местных особенностей, к большей эмпирической строгости и к более полному соответствию статистических методов наблюдаемому в реальности человеческому поведению. Признавая невозможность реализации этого замысла в ходе единственной поспешной экспедиции, Е. А. Смирнов пришел к выводу, что при использовании норм для локальных партий поселенцев границы погрешности следует увеличить [Там же: 65]. Правильная колонизация была на этой стадии скорее идеалом, чем свершившимся фактом, и осознание неопределенности, стоявшей даже за приемлемыми цифрами, восставало против их некритического применения. Однако оставляя прояснение деталей, позволявших лучше считаться с местными условиями, будущим поколениям земельных чиновников, подобная критика также устраняла те ограничения на захват земли, которые предполагались нормами Щербины[427].

В конечном счете многие из самых серьезных проблем, поднятых на раннем этапе работы Экспедиции по исследованию степных областей, были решены. Чтобы точнее определить протяженность и площадь общинных групп и естественно-исторических районов, были призваны топографы, а в ходе встречи с представителями «временных партий», ответственными за измерение участков для поселенцев, по-видимому, удалось сгладить некоторые трудности в выполнении рекомендаций экспедиции[428]. Более того, и Е. А. Смирнов, и А. А. Кауфман были склонны объяснить первоначальные ошибки сподвижников Щербины их незнанием местного ландшафта и выражали уверенность, что эти ошибки вряд ли повторятся. Таким образом проект не встретил существенного противодействия; теперь он был хорошо отлажен и лучше приспособлен для выполнения, казалось бы, противоречивших друг другу целей защиты интересов казахов и выделения земли поселенцам; также он хорошо согласовывался с идеей нормирования степи, которая пока не вызывала ни у кого возражений. Но если бы тогда было официально признано, что нормы Щербины не что иное, как ошибочная оценка фактических моделей землепользования, последствия могли быть долгосрочными и непредсказуемыми.