Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917

Оставить каждого при своем, ввести племена Туркестана в круг христианских культурных понятий и форм быта, поднять богатство края повышением его производительных сил, создать из него богатую русскую колонию, а не нищую деревню – вот единственная цель, достойная русской власти и соответствующая как потребностям центра, так и местным интересам [Пален 1910: 419].

Пафос его пространных докладов, касавшихся переселенческих дел, состоял исключительно в том, что колонизация в том виде, в каком она понималась Белецким и другими чиновниками Переселенческого управления, отвлекала от этой миссии, подрывая авторитет Российской империи среди ее менее цивилизованных подданных.

В трех различных регионах – Семиречье, которое ранее входило в состав Степного генерал-губернаторства и в котором преобладали казахи Старшего жуза, собственно Туркестане, населенном узбеками и сартами, имевшими давние традиции ирригационного земледелия, и Закаспийской области (современном Туркменистане), недавно завоеванной и включавшей в себя обширные пустыни, – Пален обнаружил административный хаос и нищету. После года исследований он пришел к саркастическому выводу: «…всякий рубль, затраченный из средств государственного казначейства на поддержание современных форм переселения, идет не на пользу государственную, а на приуготовление в недалеком будущем аграрного кризиса на окраине» [Там же: 430]. Некоторые критические замечания, как заметил А. Моррисон, изучая более ранние черновые варианты, осевшие в центральных имперских архивах, были в докладе значительно смягчены: они касались именно практики колонизации, которой управляли продажные чиновники и которую осуществляли ленивые, жадные поселенцы [Morrison 2012а: 10]. В отличие от прежних экспериментов по колонизации, в которых были задействованы небольшие группы тщательно отобранных крестьян, теперь, по утверждению Палена, в край прибывает множество переселенцев-«шатунов», без ресурсов и без желания обрабатывать землю; они пьянствуют, распространяют венерические болезни и «проявляют большую беспечность в борьбе за существование» [Пален 1910: 15, 162–163]. В результате

на плодороднейшей почве Семиречья, где при разнообразии природных условий и широком распространении искусственного орошения могли бы с успехом процветать многие отрасли интенсивного хозяйства, русскими поселенцами ведется хозяйство самое экстенсивное, с сохранением всех тех приемов, которые привели к таким тяжким последствиям в Европейской России [Там же: 150].

Пален был недоволен и чиновниками местного отдела Переселенческого управления. Он обнаружил, что эти люди, коррумпированные и политически неблагонадежные, особенно пресловутый С. Н. Велецкий, регулярно недоплачивали казахам компенсацию за изъятую из их пользования землю, набивали свои карманы государственными средствами, выделенными на переселение, и массово предоставляли земельные участки городским жителям, которые никогда не думали обрабатывать их самостоятельно [Там же: 64–67,205–208,229]. Все это происходило, утверждал он, вопреки желанию и усилиям губернаторов и областных начальников. Собственно, все это соответствовало жалобам туркестанских администраторов старого закала, чье противодействие колонизации и послужило поводом для ревизии. Однако то, что Пален встал на их сторону, оказалось неожиданностью. Но продажность чиновников, ответственных за переселение, и массовое изъятие земель, которым успешно промышляло местное население, оскорбляли как его чувство справедливости (порожденное в равной степени выучкой законника и лютеранским благочестием), так и прагматическую заинтересованность в достижениях Российской империи в Средней Азии.