Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917

К еще большему несчастью для кочевников, результаты исследований Румянцева не были типичными. Предлагая собственные нормы, Румянцев, по сути, просто пересмотрел уже имевшиеся, полученные в результате небрежной и поспешной работы показатели; он лишь вдохнул некоторую жизнь в изначально ущербную систему нормирования, дав надежду, что она будет соответствовать тому, что обещает, по крайне мере на бумаге. Хуже обстояло дело в регионах, специально предназначавшихся для переселения: там можно было доказывать, что нормы Щербины демонстрируют излишнюю заботу об интересах местного населения. Здесь требовалось совсем иное: не поиск компромисса между интервенционизмом и патернализмом, а максимальное отчуждение земель казахов в пользу поселенцев. Для достижения этой цели и появились новые нормы: эти расчеты должны были доказать, что Ф. А. Щербина не просто был продуктом другой эпохи в переселенческой политике, но объективно ошибался в своих оценках степи, ее земли и экономики и что новые, резко сниженные нормы, высвобождавшие гораздо больше земли для переселенцев, были объективно правильными.

Самый вопиющий пересмотр норм в сторону понижения имел место в Акмолинской губернии при В. К. Кузнецове. Согласно указаниям, приступая к работе в 1907 году, Кузнецов объявил свое исследование попыткой решительно разобраться в изменениях, произошедших в степном хозяйстве благодаря переселению, и, что особенно важно, определить новые, соответствующие им земельные нормы:

Вторичное исследование киргизского хозяйства в Акмолинской области предпринято с целью пересмотра норм киргизского землепользования и приведения их в большее соответствие с современным положением и условиями этого хозяйства.

Нормы эти установлены по данным статистической экспедиции, проводившей под руководством статистика Щербины первое исследование в 1896–1901 [sic; верная дата – 1903] годах. Они были рассчитаны исключительно на поддержание и развитие кочевого скотоводства и потому везде определены в очень широких размерах, доходивших до четырехсот и более десятин на среднее киргизское хозяйство.

Между тем, быстро изменявшиеся в последние годы под влиянием значительного переселения экономические условия киргизской степи внесли существенные перемены в первобытное кочевое хозяйство [КХАО, 1: V].

Показав, что кочевое скотоводство в степных областях отжило свой век, можно было уже не отстаивать эту форму хозяйства. Доказательство этого факта к тому же обеспечило бы значительно больший земельный фонд, необходимый ввиду «разросшихся потребностей переселения» [Там же: XIII]. Таким образом, на бумаге новые нормы Кузнецова обосновывались двумя взаимосвязанными аргументами: во-первых, новые данные по объективности превосходили (как более точные и рассчитанные более строго) данные экспедиции Щербины; во-вторых, экономические и демографические изменения, вызванные переселением в степь, оказались столь серьезными и столь быстрыми, что стали необратимыми. Во всех пяти томах (по одному на каждый уезд области), вышедших под редакцией Кузнецова, он решительно настаивал на обоих этих утверждениях, что имело существенные последствия для казахского населения Акмолинской области.

Кочевое скотоводство в степных губерниях, по мнению Кузнецова, отмирало и должно было отмереть. Переселение глубоко и безвозвратно изменило условия окружающей среды, которыми определялся этот образ жизни: