Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917

Администрация, и без того разношерстная и непоследовательная, несколько раз сменялась и при жизни Алтынсарина, и после его смерти. Направление, в котором она двигалась, постепенно становилось все менее благоприятным для местных знаний, которые использовал Алтынсарин, отстаивая свои идеи. При А. Е. Алекторове и А. В. Васильеве по предложению Алтынсарина в Тургайской области были построены образовательные учреждения, и к ним добавились простые, дешевые передвижные сельские школы, приспособленные к местному образу жизни. В начале XX века Тургайская область будет значительно опережать другие степные области по качеству и количеству школ. В этих школах широкое применение нашли учебники Алтынсарина. Его популяризация ислама, более верного с точки зрения доктрины и совместимого с российским управлением, была не столь приемлемой, хотя многие чиновники ее одобряли. Однако противостояние Алтынсарина крестьянской колонизации степи не могло продержаться долго в XX веке, так как в ее поддержку был разработан новый свод законов и использован другой набор фактов.

Поскольку в 1890-е годы царская политика стала одновременно более исламофобской и сосредоточенной на крестьянской колонизации, следующему поколению казахских посредников будет труднее, чем Алтынсарину, отстаивать иное религиозное, экономическое и культурное будущее степи в составе Российской империи. В то время как царская политика оставалась непоследовательной и противоречивой, казахи и русские, чье отношение к имперскому центру было совершенно разным, время от времени продолжали находить точки соприкосновения. Однако нежелание идти на компромисс, которое они обнаружат друг у друга на рубеже веков, в конечном итоге окажется решающим – и приведет к непримиримым разногласиям.

Глава 4 Ключ к мировым сокровищницам «Русская наука», краеведение и цивилизационная миссия в Сибирской степи

Около 1894 года Абай Кунанбаев (1845–1904), казах из известного рода кочевников Среднего жуза, получивший как исламское духовное, так и русское светское образование, написал своим собратьям казахам следующие слова: «Русская наука, культура – это ключ к мировым сокровищницам. Владеющему этим ключом все другое достанется без особых усилий» [Кунанбаев 1993:187][276]. Абай был не единственным среди казахов Сибирской степи (Акмолинской и Семипалатинской губерний), кто пропагандировал ценность русского образования. В контексте недавнего, казалось бы, необратимого завоевания степи Российской империей это казалось разумным приспособлением к меняющимся реалиям. Оглядываясь назад, можно сказать, что оно также отражает полную капитуляцию перед модернизационными устремлениями укрепляющей свои позиции империи, признание ее материального превосходства и отказ от ценности чуждых метрополии форм познания. Однако, если пристальнее взглянуть на интеллектуальную жизнь сибирской степи в конце XIX века, мы увидим более сложную картину, в которой казахские интеллектуалы приняли цивилизационные предпосылки некоторых своих имперских партнеров по диалогу, используя знание местных условий для выработки аргументов о том, как эти представления должны быть реализованы. Но по мере того, как XIX столетие подходило к концу, пространства для создания таких аргументов и надежд увидеть, как они осуществятся, оставалось все меньше.

Более чем через сорок лет после выхода авторитетной статьи Р. Робинсона трюизмом стало предположение о том, что расцвет и падение империй в значительной степени зависят от их способности создавать стимулы к сотрудничеству на местах, за пределами доминирующей национальной группы [Robinson 1972]. Эти стимулы выходят за рамки материального вознаграждения, статуса и ранга. Они распространяются на создание общей интеллектуальной и идеологической почвы – ощущения, что имперские чиновники и их колониальные подданные, правители и управляемые, участвуют в одном и том же деле по сходным причинам. В сибирской степи наука и знание, распространяемые через институты и язык метрополии, некоторое время выступали в роли такой общей почвы. Были созданы немногочисленные местные школы, а также научные общества (статистические комитеты и подразделения ИРГО – учреждения, занимавшиеся тем, что позже будет названо регионоведением или краеведением); начала выходить официальная двуязычная газета «Киргизская степная газета» (далее КСГ)[277]. Во всех этих сферах «цивилизаторская» идея, изложенная в сциентистских терминах, подчеркивавших рациональность европейской науки и ее потенциал для усовершенствования мира, одновременно боролась с казахской отсталостью и предлагала казахам инструмент, с помощью которого – на ее условиях – они могли бы усовершенствоваться[278].