Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917

Обобщая идеи Алтынсарина и их воплощение в школьной системе Тургайской области, можно выявить ряд удивительных промежуточных позиций. Казахи – мусульмане, а не добыча миссионеров, но им нужно стать еще лучшими мусульманами, чтобы лучше усваивать светские уроки других регионов Российской империи. Им нужен собственный язык с удобным для них алфавитом – но не для того, чтобы образовать независимую нацию, а чтобы наравне с другими пользоваться имперским подданством. Им следует вести оседлый образ жизни, но не заниматься земледелием, а усовершенствовать уже хорошо знакомое им скотоводство, а крестьянская колонизация земель должна быть минимальной. Короче говоря, деятельность Алтынсарина показывает, что посредник увлекался многими из цивилизаторских представлений об имперском Российском государстве, но при этом использовал собственное экспертное знание местных наречий и природных условий для преобразования методов, с помощью которых эти цивилизаторские идеи должны были применяться на практике. Сотрудничество с властями и автономия шли рука об руку по мере того, как Алтынсарин, ссылаясь на опыт, которого не хватало его собеседникам, отыскивал свое собственное место в репертуаре государственного управления Российской империей.

Парадоксы власти

Тем не менее, несмотря на всю оригинальность мысли и использование местного опыта для отстаивания своих взглядов, Алтынсарин оставался чиновником среднего ранга в автократической империи, подверженной частой смене руководства. Успех или неудача его идей – собственно, сама его эффективность как посредника – зависели от поиска союзников внутри и за пределами Тургайской области. Продолжительная болезнь или отпуск сочувствующего губернатора могли отсрочить или свести на нет целые годы работы. Присутствие деспотической государственной власти в жизни Алтынсарина означало неуверенность в устойчивости его положения; знание местных языков и обычаев ничего не значило, если начальство Алтынсарина считало, что оно разбирается в чем-то лучше, или желало проводить иную политику.

В 1882 и 1883 годах, во время одной из бесконечной череды попыток Министерства внутренних дел пересмотреть Временное положение с учетом накопленного опыта, власти Тургайской области стремились использовать этнографические знания Алтынсарина в своих интересах. Губернатор области А. П. Константинович вместе с вице-губернатором Ильиным жаловались, что ни административное разделение области на волости и аулы, ни избрание их глав из числа коренных народов не соответствуют образу жизни казахов. Эти искусственные единицы подчас объединяют казахов, имеющих несовместимые хозяйственные интересы; при таких обстоятельствах местные выборы оказываются борьбой не на жизнь, а на смерть[262]. Так что целесообразнее было бы изменить как способ деления территории, так и порядок выборов внутри местных административных единиц. В качестве аргумента Ильин привел популярное у казахов Тургайской области длинное стихотворение, которое Алтынсарин переписал и перевел, – жалобу, характерную для казахской поэзии эпохи зар заман («лихолетья»)[263]. Его анонимный автор противопоставлял пастушью идиллию доимперских времен невзгодам, которые принесло собой Временное положение, в частности, кровавой предвыборной междоусобной борьбе[264]. Ильин направил текст в министерство, утверждая, что он отражает «мнение людей о недостатках местных административных институтов», – мнение, которое он разделял сам[265]. Казалось, все было готово для пересмотра временного закона хотя бы в этом.

Но из этого ничего не вышло. А. П. Проценко, тогдашний военный губернатор соседней Семипалатинской области (входившей в отдельное генерал-губернаторство), в ответ на запрос его мнения категорически отрицал необходимость каких-либо

изменений в процедурах выборов[266]. Еще хуже отреагировал губернатор другой степной области, Уральской, князь Г. С. Голицын. Мировоззрение Голицына было диаметрально противоположно мыслям автора стихотворения. По его мнению, именно неукоснительное исполнение установлений Временного положения могло обеспечить прогресс в степи; до русских царей здесь правили только сильные, державшие простых людей «почти в рабстве»[267]. На этом все и закончилось, и когда в 1891 году наконец вышло новое Степное положение, оно практически не отражало изменений, которые предлагали Ильин и Константинович при поддержке Алтынсарина[268].