Но в ближайшее время, по мнению Алтынсарина, гораздо важнее было в буквальном смысле добраться до казахов в местах их проживания. Это означало, что единственные школы, доступные большинству казахов, следовало приспособить к волостному уровню. Эти школы низшей ступени, с простой учебной программой, включающей русскую грамоту и исламский катехизис, должны были подготовить учеников к поступлению в двухклассные училища, из которых они могли бы затем перейти в гимназию или реальное училище. Когда в 1883 году Ильин, временно исполнявший обязанности губернатора провинции, запросил мнение Алтынсарина, предложенная последним система ушла еще дальше по пути адаптации, угодив в «сборную солянку» планов, предлагавшихся предыдущими администраторами. Он писал:
…по мнению моему, устройство [волостных] школ, как находящихся исключительно в среде киргизов, должно быть применено к бытовым условиям этого народа, ввиду чего школы эти должны зимовать с киргизами, когда киргизы зимуют, и [кочевать, когда] кочуют. Так, например, избрав центральное и удобное вообще в хозяйственном отношении место в волости, нужно, по мнению моему, построить из местных материалов (легкого кирпича и т. п.) по возможности прочный и теплый дом с одной классной комнатой, спальней… и кухней с сенями и чуланом. Здесь киргизские дети могут обучаться в течение семи с половиной месяцев, т. е. с 15 сентября по 1 мая, когда киргизы обыкновенно откочевывают на летние кочевья. С первого мая школа должна перейти, как и остальные киргизы, в кибитку и кочевать вместе с одним из влиятельных должностных лиц (2: 175).
Необходимость содержать школы для инородцев при ограниченном бюджете была головной болью чиновников со времен Григорьева, в чьих непритязательно построенных школах Алтынсарин занял свою первую учительскую должность. Проблема плохой посещаемости учеников, препятствовавшая завершению учебы, досаждала Алтынсарину с первых дней преподавания в Тургае. За несколько месяцев до своего предложения Ильину Алтынсарин был настолько обеспокоен невежеством прогульщиков, которое могло плохо отразиться на самих школах, что предлагал сделать посещение обязательным (2: 163–164). Ранее Баллюзек, советуясь с Крыжановским, напротив, предположил, что школы будут работать успешнее всего, если станут кочевать вместе с казахами. Неясно, пришел ли Алтынсарин к аналогичному выводу самостоятельно или опирался на более раннее предложение Баллюзека. Для нас, однако, важно то, как это отражает взгляды должностных лиц Тургайской области на оседлость и кочевье: многие ученики, скорее всего, не станут продолжать образование после волостной школы. Хотя оседлый образ жизни имел свои преимущества с точки зрения гигиены, нравственности, порядка и управляемости, кочевое скотоводство вовсе не способствовало развитию у учеников первобытной дикости, которую невозможно было бы исправить. Алтынсарин определенно рассматривал оседлый образ жизни как часть возможного будущего степи, но упор, который он делал на нравственном воспитании и языковом обучении, означал, что первоначальное – а для многих и единственное – изменение может быть достигнуто без отказа от кочевого скотоводства, которое служило отличительной чертой казахов в экономическом и культурном плане. Казахи сами добьются экономических изменений, и с помощью столичных ресурсов осуществят это в определенный ими самими срок.