Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917

Благие намерения Колпаковского оказались не более осуществимыми и успешными, чем аналогичные планы в степях юга России. Были сторонники и у другого очевидного способа увеличить количество доступной влаги в засушливых районах с редкими осадками – искусственного орошения, однако он также мог применяться лишь ограниченно: во-первых, для крупномасштабной ирригации требовались огромные капитальные ресурсы, во-вторых, во многих районах не было полноводных, непересыхающих рек[357]. Оставалось только более рационально использовать имевшуюся влагу или сделать так, чтобы засушливость степи не была препятствием для земледелия.

Как и в южных степях Европейской России, потенциальные земледельцы долго искали засухоустойчивые или сухолюбивые сорта, которые помогли бы им справиться с неизбежными рисками сухого земледелия. Некоторые казахские авторы КСГ, равно как и ее редакторы, возлагали большие надежды на сорт яровой пшеницы, которую называли шел бидай («пустынная пшеница»): считалось, что он давал хороший урожай даже в засушливые годы[358]. Газета описывала «необычайный интерес казахов» к этому сорту и, учитывая этот интерес, рекламировала семена, хотя другое похожее издание, «Туркестанские ведомости», предупреждало, что эта культура едва ли станет панацеей для степного земледелия[359]. Таким образом, адаптация здесь приняла форму местного интереса к сорту, выведенному не в метрополии, а в нескольких сотнях верст южнее, в сходном климате Туркестана; предполагалось, что успех начинания будет определяться готовностью казахских крестьян сеять именно этот сорт и их земледельческими навыками. КСГ в данном случае была не более чем рупором и проводником интересов, понимавшихся некоторыми казахами как местные.

Другое нововведение, одобренное редакцией КСГ, было не разработано в столичных научных лабораториях, а позаимствовано из опыта первых степных земледельцев. Речь о казаках, живших вдоль Иртышской линии крепостей и долгое время слывших сомнительными земледельцами; в лучшем случае их считали «цивилизаторами». Нововведением (которое приписывалось некоему Ивану Яковлевичу Шестакову) стал так называемый снежник. Снежник накапливал снег, защищая его от воздействия солнца и ветра (что особенно важно в плоской безлесной степи) и тем самым обеспечивал источник дополнительной влаги в течение весны. Газета вначале опубликовала общую статью, описывавшую его действие, а затем принялась активно пропагандировать снежники:

Печатая статью Я. Нестерова, Редакция выражает надежду, что устройства снежников, известных пока почти в одной только Бельагачевской степи, привлечет внимание и киргизов к этому простому способу запаса воды на лето. Пожелаем, чтобы изобретение Семипалатинского казака, сделавшее его родину житницей обширного района, принесло бы свою долю пользы и в других безводных местностях, где пожелали бы киргизы приложить свой труд на полезное дело[360].

Учитывая время и место, эта пропаганда велась беспрецедентными способами. Ознакомительная статья Нестерова сопровождалась несколькими иллюстрациями – крайне редкий шаг для КСГ[361]. Позже, в 1896 году, редакция предложила заинтересованным казахам бесплатно выпустить для них отдельный оттиск статьи Нестерова; это предложение она повторила в 1899 году[362]. Таким образом, газета, в целом ратовавшая за земледелие, делала большую ставку на возможность привлечь в степь достаточное количество воды, чтобы воплотить свои мечты в реальность. Но, несмотря на формируемую газетой идею о русском материальном превосходстве и огромное количество русских и казахских авторов, одинаково чтивших столичную науку, решения, которые предлагала КСГ, как правило, проистекали из местного опыта и практики[363].