Труднее всего работать в раздробленной науке. Так как откуда бы ни шли разброд и шатания, от нарастания ли разногласий между течениями внутри некогда единого направления или от того, что некоторая наука ещё никогда не знала единства, результат выходит довольно однообразным. В условиях общей разноголосицы тем, кто хочет быть услышанным, поневоле приходится повышать голос. И бывает, что за попытками докричаться до других кто-то полностью теряет способность воспринимать чужие рассуждения и начинает слышать только себя. А если кому-то удаётся привлечь к себе широкое внимание, но устраивающее всех решение при этом не предлагается, то такой “крикун” превращается в первоочередную мишень для критики, причём с разных сторон и, как правило, тоже на повышенных тонах. Между тем людей, настолько талантливых и энергичных, чтобы быть в состоянии одновременно вести критические баталии и конструктивную исследовательскую работу, в науке (да и других сферах деятельности) отнюдь не большинство. Поэтому гораздо чаще можно видеть как учёные, выступившие с оригинальными, но не вполне зрелыми идеями и подвергшиеся за это широкой и в чём-то заслуженной критике, снова уходят в тень и продолжают возделывать свою “грядку”, особо не заботясь о разъяснении получаемых результатов тем, кто сам не проявляет к ним интереса. Либо, напротив, углубляются в сведение счётов со своими “обидчиками”, так что это занятие уже не оставляет времени и сил на серьёзные попытки “довести до ума” вызвавшие возражения исходные тезисы.
Деятели второго рода могут долгое время оставаться на виду и даже становиться центрами очередной группки или подгруппки, вот только работает всё это не на укрепление, а на подрыв единства науки. Потому что продуцируемый такими группками бурный поток перекрёстных, но малосодержательных попрёков и уличений друг друга в том, кто не прав, а кто совершенно не прав, крайне затрудняет становление в том числе здравых идей, и случайностью становится уже не появление, а отсутствие в подобных условиях агрессивных защитников невежества.
Ещё важнее для настоящих учёных учитывать то, что, вообще говоря, разумная тактика ухода от столкновения с объединёнными силами своих противников и поражения их по одиночке в обрисованных условиях теряет свою эффективность. Когда и так все спорят со всеми, критические атаки на позиции одной из массы соперничающих группировок будут восприняты как всего лишь очередной тур междуусобицы и не найдут широкой поддержки (а то и вовсе останутся незамеченными на фоне более шумных акций других группировок). Заручиться же такой поддержкой – без чего о победе и думать не приходится – радетели подлинного развития смогут, только выступив с программой широкой реконструкции здания науки, затрагивающей все или по крайней мере большинство заплутавших между знанием и неведением направлений.
Излишне напоминать, что такой “широкозахватный” вызов побудит к консолидации не только защитников, но и врагов истины (и даже прежде всего последних, поскольку при наличии реальной угрозы невежеству мракобесы обычно сплачиваются гораздо быстрее, нежели искатели истины перед угрозой знанию). Так что стремящиеся к интеграции раздробленной науки должны заранее готовиться к тому, что на первом этапе своей работы им, не весьма многочисленным и мало кем признаваемым, придётся столкнуться с объединёнными силами защитников полу-знаний и полного невежества. Однако преодоление умопомрачающей разноголосицы и установление единоторжия истины не может совершиться иначе, как посредством борьбы широкого фронта сторонников развития против всех сторонников консервации познания. А побудить к такому глубокому размежеванию и сплочению солдат истины под единым знаменем может только программа глубокого же пересмотра принципов организации данной отрасли науки. А уже когда ярмарочная пестрота школ, сект и клубов по интересам сменится принципиальным противостоянием двух действительно несовместимых идеологем, вот тогда и наступит время переходить от обороны к наступлению и решать, кто из мракобесов опаснее и требует разгрома в первую голову, а кого можно оставить и “на потом”.
– характер руководства наукой;
Безусловно, научное творчество – процесс деликатный, чутко и зачастую болезненно отзывающийся на всякое не конца продуманное вмешательство извне, пусть бы и совершаемое с самыми лучшими намерениями. И тем не менее вмешательства в науку необходимы. Потому что как обычная война слишком серьёзное дело, чтобы доверять его одним генералам, так и положение на фронтах борьбы идей слишком важно для того, чтобы возлагать заботу о нём на одних лишь учёных (уж слишком много на памяти человечества примеров того, как мелочная грызня честолюбцев от науки губила и идеи, и людей).