Знание! Кто «за»? Кто «против»? Воздержался?

2) В дисциплинарном порядке надо взыскивать и с тех научных работников, чьи просчёты или небрежность при подготовке наступления знания на доверенных им участках привели к критическим потерям ресурсов и тем более к срыву расчётных сроков завершения разработок. Так что когда – естественно, уже после формирования оптимальной структуры знания – где-либо будет возникать чрезмерный отрыв теории от практики или же, напротив, нежелательное сокращение временной дистанции между освоителями и разведчиками, то по всем таким случаям должны проводиться обстоятельные экспертные проверки. И если выяснится, что разбалансировка темпов продвижения двух эшелонов познания произошла из-за того, что некоторые конкретные руководители не обеспечили должной мобилизации сил и средств на предписанных им направлениях разведки и освоения окружающей действительности; бездействовали там, где надо было принимать срочные меры; игнорировали разумные предложения своих подчинённых и предпринимали шаги, явно противоречившие общей логике ситуации, то такие руководители, в зависимости от тяжести последствий своих проступков, могут:

– получать предупреждение о неполном служебном соответствии;

– переводиться на другую должность с понижением;

– вовсе отстраняться от командования, а в самых тяжких случаях отправляться в отставку из армии научных работников33*.

3) Тем, кто наблюдает за наукой исключительно со стороны и знакомится с её историей лишь по подборкам литературно обработанных анекдотов из жизни нескольких наиболее популяризованных первооткрывателей, вполне может показаться, что результативность работы учёных зависит от массы случайностей и в целом научный прогресс совершается скорее хаотично, нежели планомерно. И надо признать, что движение познания действительно не всегда бывает строго поступательным, а путь ко многим в том числе эпохальным открытиям оказывался весьма и весьма извилистым.

Но каким бы причудливым ни выглядел исследовательский процесс для сторонних наблюдателей, более близкое знакомство с ним безусловно убеждает, что научное творчество подчиняется определённым законам и имеет свои границы, если угодно, рамки, выходя за которые деятельность учёного либо вообще перестаёт быть творчеством, либо превращается в беллетристику, пусть творческую, но не представляющую научной ценности. Так что если попытки искусственно сузить эти рамки есть издевательство над наукой, то ничуть не менее пагубно делать вид, будто таких рамок вообще нет. (Другое дело, что на сегодняшний день пока ещё не в каждой отрасли знания имеется надёжная система критериев для определения степени научности выдвигаемых в ней идей, и что уточнение границ и разрешённых приёмов научного творчества – это само по себе есть непростая, но очень важная научная задача.)

Ещё важнее в рамках обсуждаемой проблематики подчеркнуть, что наряду с более фундаментальными причинно-следственными механизмами, от влияния которых, как и от законов природы, даже при желании нельзя уклониться, в научной работе имеется также немало более формальных регламентов, которые, вообще говоря, можно и нарушить. Наличие же правил, соблюдение которых при проведении исследований напрямую зависит от сознательности и добросовестности личного состава, а НЕсоблюдение ведёт к получению не-научных результатов, как раз и означает, что существует также внутренняя дисциплина научного мышления и поиска. Из чего, в свою очередь, следует, что за отступление от внутренних норм армии познания с виновных подобает взыскивать в дисциплинарном порядке.

Причём это относится отнюдь не только к правилам работы со сложными установками или потенциально опасными веществами (за соблюдением каковых правил всегда следили достаточно строго). Говоря об источниках борьбы идей в современном мире (см. ч. II, гл. 3), мы отмечали, что содержательные столкновения мнений для развития знания не просто полезны, а совершенно необходимы (что, собственно, и позволяет уподобить их “смазке для механизма”). Применительно же к вопросу о внутренней организации науки это означает, что для претендующих на звание солдата истины уклонение от вызова на дискуссию, пренебрежение обоснованной критикой или выступление с заведомо необоснованной критикой свидетельствуют не только о личной трусости, подлости или учёном зазнайстве.