Знание-сила, 1998 № 07 (853)

Узкая полоска пляжей образует мир в себе, изображенный литераторами тысячу раз и меняющий социальный рисунок поведения.

Итак, на первый взгляд Эл Эй — решительно субурбанная земля, страна без подданства и без единой политики (даже автобусный тариф зависит от того, маршрут это ЭлЭй или, к примеру, Санта-Моники). Страна, вчерне обозначенная мощными природными феноменами океанского берега и холмов и как-то удерживаемая вместе венозной системой фривеев, которые в Калифорнии следует отнести к кругу стихий.

Чтобы обнаружить еще одну здешнюю стихию, поездок и прогулок уже недостаточно. Кстати, о прогулках: я-таки прошел с полторы мили по «бульвару» Санта-Моника от его перекрестка с «бульваром» Вествуд и до Сенчури Сити, чтобы ощутить странность бытия единственного существа, не закрытого металлической коробкой автомобиля. Обессилев от монотонности окружающего (такого рода гнетущую монотонность я встречал только в Токио и в рядовых кварталах Дамаска), я присел на скамью под столбиком автобусной остановки^{3 Это была гуманная скамья с нормальным сидением — в Восточном Эл Эй скамьи сделаны наподобие толстых бревен: круглые шлифованные цилиндры. Это для того, чтобы на них невоз можно было прилечь и, не дай бог, устроиться на ночь.}. Автобусы ходят не часто, но аккуратно, так что, заметив таковой вдали, я, избалованный вниманием водителей Восточного побережья, ждал, когда он остановится и откроет двери. Ничего подобного — автобус, не тормозя, проскочил остановку. Нет, особого хамства в этом не предполагалось. Просто в этом месте никогда не садятся.

Пришлось стоя встречать следующий, всем своим видом показывая, что терплю бедствие.

Итак, поначалу можно заметить лишь некие странности, вроде вездесущих табличек с внятной надписью Armed Response (в смысле: стрелять будем) на стриженых газонах мирных улочек Мидвейл, Вествуд или Мэйпл в Беверли Хиллз. Можно заметить некую избыточность полицейских машин вдоль велосипедной дорожки в яркий полдень где-нибудь в Венеции.

Здесь, вдоль дорожки для велосипедов и роликов, идущей точь-в- точь как железная дорога от Туапсе к Адлеру и далее в нынешнее зарубежье, клубится настоящая жизнь. Танцы на роликах и без, рок-концерт под пальмами, некто выжигает — солнцем через лупу — надписи «Привет из Венеции» на фанерках. Бодибилдинговый загон в вольерной сетке, где некогда начинал сам Шварценнегер, — это настолько всем известно, что даже никакой таблички нет. Странноватое племя 13-го колена Израилева — группа черных мужиков в чем-то вроде боевого наряда зулусов, несущая безмолвную вахту вокруг своего рекламного щита под пальмой. Женщина-паук и прочие балаганные радости здесь тоже есть. И всякая съедобная дрянь. А вот пирса больше нет, значит и крабов, и прочего прямо над водой тоже. Сломали и более не восстанавливали, в отличие от какого-нибудь британского Брайтона, где разобрали и собрали наново, но там ведь Европа...

Бульвар Линкольн к востоку от Венеции неожиданно приводит на память нечто совсем из другого мира. Это явная станица в духе ушедшей в небытие послевоенной Тамани. Но это также и очень похоже на торговый «стрип» вдоль отрезка сирийского шоссе, проходящего по территории северного Ливана. Там ставят сначала лавку, торгующую безакцизным товаром. Затем по четырем углам выставляют монолитные бетонные стойки и накрывают сверху, однако выпуски арматуры торчат вверх. Затем, подкопив деньжат, поднимают еще этаж, и опять торчат в небо выпуски арматуры... Очень похоже. Я уж не говорю о лос-анджелесской «Мексике», что к востоку от Уоттса, куда меня никак не хотел везти приятель и куда я — единственно из принципа и в надежде увидеть и сфотографировать граффити — своим ходом добирался три часа. Надежды не оправдались: эпоха граффити окончилась, как сошла на нет эпоха самодеятельного архитектурного творчества хиппи. Никто не мог внятно припомнить, еде же это было. У калифорнийцев короткая память.

Тут живут — кто бы мог догадаться, глядя на эти слепоглухонемые фасады?! Они кажутся неприступно каменными. На самом деле, это неприступная фанера.

Сити Центр — ну уж здесь-то, в центре, почему все та же безлюдность?