Опыт давней, забытой цельности передается из поколения в поколение незаметно, с касанием рук, как неизбежная подкладка ко всякому остальному, более осознанному опыту. Благодаря ему человек и сегодня может чувствовать далекое – близким, чужое – своим, невозможное – возможным, часть – образом целого. Миф – самая первая возможность человека в мире благодаря которой уже могут существовать все позднейшие его возможности и проекты, даже если они далеко, далеко отходят от этого первоначала.
Миф можно узнать и в литературе, политике, религии, философии, науке, технике, hq там его не только продолжают, но и активно, сознательно, направленно преодолевают. В массовом же сознании вообще много автоматического, неконтролируемого, поэтому миф может беспрепятственно там оставаться. Это – резервуары мифа. Он там честнее. И, когда оказывается нужным, он узнается снова.
Многообразные утопии, идеологии, эрзац-религии, которыми так богат XX век, – неспроста получили распространение именно в Новое Время с характерным для него пафосом сознательного и активного освобождения от всего мифологического. Это – результаты взаимодействия неустранимого мифа с разумом, претендующим на роль ведущего начала в устройстве культуры и жизни. Это «псевдоморфозы» мифа, миф, мимикрирующий под характерные – и тем самым приемлемые – для разума формы.
Миф и разум – два партнера по историческому диалогу. Может быть, равноправных, а может быть, и нет – в разные эпохи решалось по-разному. Но миф не просто присутствовал при рождении своего исторического собеседника: он был средой, из которой тот родился. И сейчас разум вынужден узнавать в себе родовые черты, от которых долгое время отказывался.
Миф – это не обязательно и не всегда чувство единства с миром. Это вообще – цельность восприятия и переживания; она предшествует всему, идет впереди фактов и определяет, какими они для человека будут. Миф возникает из (неизбежной!) недостижимости реальности как целого и из потребности в этом целом, в котором все частное находило бы свою опору и оправдание.
Но верно и то, что вся культура – по крайней мере европейская – может быть понята как преодоление мифа. Преодоление ради того, чтобы миф стал осознанной ценностью, средством создания нового человека, нового искусства, новой жизни, которых во времена стихийного, изначального мифа быть никак не могло.
Многовековая, упорная борьба Разума с мифом оказалась не напрасной. Европейский разум окреп и вырос в этой борьбе, без нее он не был бы самим собой.
Впрочем, само стремление преодолеть миф – это тоже миф.
XX век: мифы освобождения
Наиболее влиятельные мифы уходящего века можно, пожалуй, объединить под названием мифов освобождения: преодоления некоторого неподлинного, ложного состояния, насильственного по отношению к человеку, искажающего самую его природу, – как бы оно ни понималось!
То, что мы здесь в угоду сложившемуся в нашем столетии словоупотреблению и для краткости называем «мифами», – это скорее самые общие установки, совокупности ориентаций, воплощенные в образах, переживаемые эмоционально, очень буквально, неотрывно от личных жизненных смыслов и повседневных событий. Они – общие для очень больших и разнородных масс людей, поэтому могут получать – и неизбежно получают – на разных материалах чрезвычайно разную интерпретацию. Настолько, что различные ее варианты могут и не узнавать друг друга в качестве частей общего целого. Люди, о которых пойдет речь ниже, стали либо родоначальниками, либо наиболее яркими олицетворениями таких глобальных установок.
С неизбежным огрублением можно выделить три группы, три «куста» или «корневища» новейших мифов, из которых росли их частные варианты.
Ницше, Маркс, Фрейд – родоначальники очень между собою родственных мифов разоблачения идеологий (родственны они друг другу еще и в том, что каждый из них в свою очередь дал основу для складывания новой мощной, влиятельной идеологии). Все они предполагали разоблачать человеческие заблуждения (источники несвободы) и вытекающие из них действия – через вскрытие за явными (и ложными) мотивами тайных, глубоких, часто неведомых даже самим своим носителям, но тем более подлинных движущих сил.