В ноябре 1970 года совершил харакири прославленный японский писатель Мисима. Он оказался неспособен жить в мире, где культурная традиция соседствует с непотребной бытовой расхожестью. Он стал известен в Европе и Соединенных Штатах, его интервьюировали для телевидения, он попал в мир глянцевых обложек, где с одной стороны листа — его интервью, а с другой — раздетая girl. И все это в сопоставлении с самурайским долгом, с верностью императору, с японским средневековьем разорвало его внутренний мир. Он собрал солдат токийского гарнизона и обратился к ним с речью, призывая ужаснуться современному состоянию Японии, выставить американцев, сплотиться вокруг императора. Солдаты выслушали, пожали плечами и закурили Chesterfield. Тогда он вернулся с балкона в комнату и совершил харакири.
Современный человек живет в мире, где верность императору и "Золотой храм" (так называется главный роман Мисимы) немыслимы без глянцевых обложек, Chesterfield’a и прочих примет нашего времени. Он в этом существует и не представляет себя вне этого.
Перед нами как современниками и как людьми, связанными с педагогическим процессом, стоит сегодня задача, как избежать этого острого чувства несовместимости высокой ответственности перед нормативно организованной традицией, культурой в ее стройной упорядоченности, и живой жизни с ее хаотичностью и стремлением эту структурность размыть?
Миссия традиционной школы основывается на том, что культура по своей природе не может быть без остатка растворена в жизни. Почесывание и зевание достающего что-то из холодильника субъекта в телевизионной рекламе не может явиться воплощением многотысячелетней истории человечества. В этом есть отход от формы, от тех ценностей, без которых никак нельзя. То есть необходима некая ориентация на традицию, ее сохранение при введении в нее тех элементов, которые позволяли бы культуре открыться жизни, не утрачивая при этом интуиции формы и значительности.
Не стоит преувеличивать в преподавании противопоставленность гуманитарной сферы с ее нестрогостью, расплывчатостью, присутствием психологической заинтересованности и сферы естественнонаучной, где главное — анализ и доказательность. Человек не должен думать, что утверждение "сумма внутренних углов треугольника равна 180 градусов" — это некая доказуемая истина, а то, что в дуэли Пушкина есть значительный элемент самоубийства, — это лишь предположение, доказывать и проверять которое невозможно и не нужно. Пусть себе ученик считает, что тут нет никакого элемента самоубийства. Но пусть он это докажет.
Опасен нигилизм по отношению к истине, а не содержание этой истины. Как-то у меня был зачет в МГУ. Одна студентка не могла сказать ничего более связного, чем то, что в самом тексте "Пиковой дамы" Пушкина заложена оперная основа. Аспирантка, которая ассистировала мне на зачете, потом сказала: "Что вы к ней прицепились? Она так считает". В этом я и вижу опасность. В сегодняшней атмосфере "она так считает" звучит прогрессивно, свободно, демократично. Если в этом заявлении есть установка на доказательность, основанная на каких-то знаниях, то пусть считает, что "Пиковая дама" — всего лишь опера. А если "она так считает" просто потому, что уловила эту тенденцию в атмосфере времени, уловила, что сейчас так носят, тогда это плохо.
Культура представляет собой нераздельность и неслиянность двух принципов: принципа структуры и принципа жизненного потока. Они соотносительны, но они и нетождественны. На протяжении многих столетий доминирующее положение занимал принцип структурности, который к XX веку стал объединять культуру и науку. Теперь противоположность этих двух принципов становится условной. Жизнь размывает возможность рационально-структурного осмысления культуры и исторического бытия.
С одной стороны, это процесс благотворный, потому что он означает насыщение жизни культурой. Но, с другой стороны, он в высшей степени опасен, потому что сам факт отличия культуры от непосредственности жизни есть фундаментальный факт культуры.
Перед нами как современниками и как людьми, связанными с педагогическим процессом, стоит сегодня задача, как избежать трагедии Мисимы.
Культура представляет собой нераздельность и неслиянность двух принципов: принципа структуры и принципа жизненного потока.
Они соотносительны, но они и не тождественны.
Как избежать этого острого чувства несовместимости высокой ответственности перед нормативно организованной традицией, культурой в ее стройной упорядоченности, и живой жизни с ее хаотичностью и стремлением эту структурность размыть? Неразрывность обоих полюсов бытия задана нам в большей мере, чем каколу бы то ни было предшествующему поколению. Полагаю, признавая эту неразрывную двойственность, акцент надо делать все же на структурные принципы культуры, на обуздание ею инстинктов жизни.