Знание-сила, 2004 № 04 (922)

В Голландии Петру пришлось заняться и государственными делами. В Утрехте он встретился с принцем Вильгельмом III Оранским, штатгальтером (главой исполнительной власти) Голландии. Вильгельм — один из немногих, кто успешно противостоял амбициям Людовика XIV, завоевав славу искусного военачальника и дипломата. В 1688 году в результате «славной революции» Вильгельм стал английским королем, заняв трон изгнанного англичанами короля-католика Якова II Стюарта, своего тестя и дяди. «Славная революция» свидетельствовала о том, что абсолютизм в Англии окончательно утратил всякую привлекательность. Вильгельм Оранский как раз и был тем хорош для англичан, что привык договариваться со своими подданными и считаться с их «естественными правами».

Петр, наслушавшись еще в Немецкой слободе восторженных рассказов голландцев о короле-штатгальтере, составил о нем самое высокое мнение. Разумеется, это мнение не распространялось на «Билль о правах», который Вильгельм даровал своим новым подданным. Главное деяние «славной революции» ничего, кроме недоумения, у московского самодержца вызвать не могло.

Книга Говарда Видлоо (1649 -1713) «Анатомия человеческого тела» была переведена с голландского в начале XVIII века

Одна из гравюр знаменитой книги

Трудно было найти столь внешне не похожих людей, как Петр и Вильгельм [II. Английский король был невысок ростом, тщедушен, астматичен и так согбен, что казался даже горбатым. Петр высок, узкоплеч, порывист. И, тем не менее, между двумя монархами было много общего. Оба трудолюбивы, самозабвенно преданы долгу и упорны в достижении целей. Между ними не могла возникнуть подлинная дружба. Разные культуры, разные цели и возраст. Двадцатипятилетний Петр был лишь в начале своего пути, жизнь Вильгельма катилась к своему окончанию. Тем не менее Вильгельм с одобрением присматривался к своему гостю, грубость манер которого удручала. а энергия и искренность, начисто лишенные лицемерия, обезоруживали. Монархи остались довольны знакомством друг с другом.

Между тем завершилось обучение царя на верфи Ост-Индской компании. Спустя три месяца после закладки «Святых апостолов», в ноябре 1697 года, фрегат был спущен на воду. Голландцы знали, чем можно порадовать своего высокого гостя, и объявили о том, что судно город Амстердам дарит Петру. Он был страшно доволен и тут же переименовал его в «Амстердам».

Петру было присвоено звание корабельного мастера — предмет неизменной гордости царя. Удивительно, но он, человек, не получивший, по европейским меркам, системного образования, быстро уловил главный недостаток голландского корабле-строения — голландцы более полагались на свой огромный кораблестроительный опыт. Придавая судну ту или иную форму и конструкцию, они уверенно и почти безошибочно могли сказать, что так будет лучше, и действительно так оказывалось лучше. Но Петру нужно было объяснение, почему лучше. Он уже ищет более серьезные основания в кораблестроении — теоретические знания, а не просто один опыт. В итоге царь все чаще поглядывает в сторону Англии, приемы кораблестроения которой сильно отличаются от голландских.

Здесь весьма кстати оказалось знакомство с Вильгельмом. В начале 1698 года за царем были посланы военные суда. 10 января Петр уже подымался на палубу линейного корабля «Йорк», самого крупного из всех военных судов. А через сутки «Йорк» входит в устье Темзы. Петра ждет королевский дворец, Лондон, Англия...

Карл Аллард (1648 -1709)

«Новое галонское корабельное строение глашающее совершенно чинение корабля».

Книга переведена на русский по указу Петра I

Великое посольство. Английская Одиссея

Петр в Англии кажется человеком, вполне освоившимся с европейскими порядками. Он уже знает многое из того, что можно или нельзя. Известен случай на материке, когда один из волонтеров, совершив уголовный проступок, должен был быть, по русским меркам, жесточайше наказан. Но Петр сдержался, сославшись на то, что здесь так не принято поступать. Его волнует мнение, реноме и милосердие вынужденное, вопреки внутреннему побуждению. Однако после нескольких месяцев пребывания царь все меньше намерен одергивать себя. Возможно, потому, что за внешними различиями уловил немало общего — почитание силы и власти.