Знание-сила, 2004 № 08 (926)

Романтик дальних плаваний, почти не выходивший в море, но, тем не менее, заслуживший у Истории гордое прозвище Мореплаватель? Случалось и такое. Мореплавателем прозвали португальского принца Энрике (Генриха) заслуженно — он был одним из тех, кто открыл для Старого Света целую эпоху, переоценить значение которой невозможно, эпоху Великих географических открытий. Мир расширился не количественно — качественно, и вся европейская цивилизация получила мощнейший толчок в своем развитии, последствия которого мы ощущаем и сегодня, спустя полтысячелетия. Открытие Нового Света, если не относиться к этому понятию слишком буквально, мы традиционно связываем с именем Колумба, однако по праву раньше должно быть произнесено имя Генриха-Мореплавателя. Удивительнее всего, что ученый принц, так и не ставший королем, лишь трижды сам отправлялся в плавание, и куда — в Северную Африку, всего за 150 миль от родного берега.

Рассказом о его необычной жизни и деяниях мы начинаем серию статей о путешественниках, открывателях новых земель, флибустьерах, морских волках и землепроходцах, о людях, главной целью жизни которых и было заглянуть за горизонт.

Принц Энрике Мореплаватель

Рыцарь пытливого образа

Рожденный 4 марта 1394 шла в Порту, принц Энрике был пятым ребенком и четвертым сыном основателя Ависской династии короля Жоао (Жуана) 1 и его жены Филиппы Ланкастерской.

О детских годах инфанта нам почти ничего не известно, кроме того что он получил хорошее по тем временам образование, увлекался богословием и науками. Хотя все биографы отмечают, что чтению книг Энрике предпочитал активный образ жизни, он был страстным охотником, а кроме того, преуспел в искусстве владения оружием, словом и манерами, то есть всем тем, чем тогда полагалось владеть истинному рыцарю. Можно сказать, что рыцарство, понимаемое прежде всего как военное и религиозное служение, стало тем пунктиком, который определил всю последующую жизнь Энрике. Мечтавший о рыцарской славе романтик, ученый и просветитель, заложивший основы университетской вольницы в Португалии, пытливый исследователь, стремившийся во что бы то ни стало заглянуть за горизонт известного к тому времени мира, и фанатичный в своей вере воин-крестоносец, одержимый желанием распространить слово божие среди дикарей, а также, если употреблять современную терминологию, расчетливый бизнесмен, не брезговавший наваром от колонизации и работорговли. Все смешалось в этой странной личности, тем более редкой для принца крови XV века.

Во времена, когда она только формировалась, в Португалии наблюдался взлет религиозно-монашеских орденов и культ рыцарства. Еще свежи были в памяти славные (с точки зрения правоверных христиан) страницы недавней истории — изгнание мавров, а по всей территории страны гордо высились укрепленные замки четырех главных орденов: Святого Иоанна, Святого Якова (Сантьяго), Авиза и Христа, великим магистром последнего со временем стад и принц Энрике. А ритуалы и кодексы рыцарства особенно расцвели при португальском дворе в годы правлении отца будущего Генриха-Мореплавателя: вместе с королевой-англичанкой в страну пришли и традиции английского рыцарства. По настоянию отца Энрике взял себе на герб девиз, на редкость созвучный будущим деяниям инфанта: "Талант к добрым свершениям".

В 1411 году король заключил мирный договор с могущественным соседом по Пиренейскому полуострову — королевством Кастилии и Леона. Взаимный пакт о ненападении продержался на удивление долго, более века, но уже после подписания договора Энрике и его братьям (к тому времени их стало на одного больше, в 1403-м у Жоао I родился сын Фернан), также помешанным на рыцарских подвигах, стало ясно, что совершить искомое на полях сражений в обозримом будущем им явно не светит. Взамен отец предложил сыновьям организовать в столице Португалии невиданный мировой турнир с приглашением всех лучших европейских рыцарей, однако это было совсем не то, чего жаждал Энрике. Он задумался над тем, где еще, кроме родной Португалии и соседней Испании, можно снискать воинскую славу и в бою, а не на турнире завоевать искомые рыцарские шпоры. И мысль образованного в географии юноши закономерно обратилась в сторону Африки.

Там, на другом берегу Гибралтарского пролива, всего в сотне — паре сотен миль от Португалии стоял укрепленный город мавров Сеута. Он служил форпостом для пиратских набегов на португальские суда, следовавшие через пролив на главный торговый перекресток Европы — Средиземное море. Ни для кого не было секретом, что в Сеуте начинался крестный ход многих жертв таких набегов — шгенников-христиан, освобождение которых было делом чести всякого уважавшего себя рыцаря.