Знание-сила, 2006 № 09 (951)

Методика "ледяной" и "скульптурной" анатомии, примененная Пироговым в работе над анатомическим атласом, продолжала в определенном смысле ту же изобразительную традицию — и представлялась современникам венцом реализма в изображении тела.

Во второй половине 1850-х популярности медицинских работ Пирогова очень способствовала его общественная деятельность в сфере образования — например, его статьи о воспитании, опубликованные в 1856 году, вызвали широкое обсуждение. Кстати, в своих педагогических статьях Пирогов пользовался для характеристики общественных явлений уже привычными тогда аналогиями из медицинской и патологоанатомической практики. Споря с проповедниками радикальной и, как ему казалось, социально неоправданной эмансипации женщин, Пирогов убеждал: "Не всякий врач. Не всякий должен без нужды смотреть на язвы общества. Не всякому обязанность велит в помойных ямах рыться, пытать и нюхать то, что отвратительно смердит". Роль женщины в обществе, по мнению Пирогова, конечно, не в этом, но замечательно, что кто-то (по Пирогову, это во всяком случае — мужчина) все же должен и "смотреть на язвы общества", и "нюхать то, что отвратительно смердит".

Если социальная репутация медицинской профессии в 1850-1860-е создается ее отождествлением с "практически полезными" сферами социальной деятельности (в том числе и литературы), то патологоанатомия демонстрирует неприглядную изнанку такой практики, черновую работу, предшествующую взыскуемой пользе.

В Европе увлечение анатомией часто принимает гротескные формы. В конце 1840-х одна из распространенных салонных забав во Франции — препарирование трупов или специально изготовленных муляжей. В России мода на анатомию не так эксцентрична, но и здесь ею увлечены не только те, кто выбрал медицинскую профессию. Препарирование трупов наделяется пафосом общественного служения. Анатом преодолевает отвращение к гнили и вони, рискует заразиться (у Тургенева такое заражение — причина смерти Базарова), но самопожертвование ученого демонстрирует обязанности гражданина.

Хладнокровие ученого и целесообразие его работы полезнее, а значит, и красивее того, что считает "красивым" нормативная эстетика. В контексте таких эстетических предпочтений красоту человека определяет польза, которую тот приносит — польза его дела, а в конечном счете — польза тела. При жизни человека она измеряется его вкладом в практику других тел, а после смерти — практикой, которую из человеческого тела могут извлечь другие, пока еще живые тела. Так Базаров в "Отцах и детях" смотрит на тело Одинцовой: "Этакое богатое тело... хоть сейчас в анатомический театр".

Пройдет всего несколько десятилетий, и это перестанут понимать. В конце XIX века К.Ф. Головин (Орловский), автор монографии "Русский роман и русское общество", рекомендованной, кстати, для изучения в гимназиях — оценит 1860-е как годы безусловного преобладания "мрачно-пессимистического настроения", господства убеждений, будто сама "суть реализма сводится к отрицанию красоты и величия", будто "правда обязывает рисовать только мелкие и некрасивые образы".

СЕМЬ ЧУДЕС XXI ВЕКА

Александр Зайцев

Гибралтарский туннель

Касабланка; один из самых красивых городов Марокко

В конце XX — начале XXI веков в архитектуре пришло время грандиозных свершений, о которых несколько десятилетий назад мы могли только мечтать. Заоблачные башни и непомерные плотины, мосты, спустившиеся из поднебесья, и города, выросшие из-под земли — мир каменных детищ человечества стал пополняться одними исполинами. Когда в 1930-е годы Херман Зергель собирался перекрыть Гибралтарский пролив плотиной, объем которой в 3600 раз превысил бы объем пирамиды Хеопса и венчал бы небоскреб высотой 400 метров, этот план казался самой безумной архитектурной утопией современности.

Теперь американский архитектор Юджин Цузй проектирует туннель через Гибралтар протяженностью почти 15 километров, и это никого не удивляет. Должна же Африка когда-нибудь соединиться с Европой!

В начале 1990-х годов туннель, проложенный под Ла-Маншем, связал наконец Великобританию с Европой, о чем мечтали столетиями. В наши дни на юго-западе Евразии, у берегов эмирата Дубай, сооружаются искусственные острова — памятник зодчества, достойный упоминания в сказках "Тысячи и одной ночи". Предполагается, что после 2010 года Дубай ежегодно будут посещать около 15 миллионов туристов, многие из которых приедут только за тем, чтобы побывать на земле, воздвигнутой посреди моря по велению восточного властелина.

Не менее амбициозный проект обнародовал калифорнийский архитектор Юджин Цуэй. Он готов возвести едва ли не самое крупное сооружение на планете, уступающее разве что плотине "Три ущелья", возводимой сейчас в КНР (см. "З-С", 7/2006). Точнее говоря, Цуэй намерен построить самый длинный в мире мост, что свяжет воедино две части света — Африку и Европу.