Знание-сила, 2009 № 04 (982)

Умом понять Россию можно. Хорошо бы при этом не сильно расстроиться

Николай Сванидзе

Автор документального сериала «Исторические хроники», известный телеведущий Николай Сванидзе, беседует с нашим корреспондентом об источниках и аудитории своих фильмов.

— Вы много работали с документами советских времен. Вам часто приходилось сталкиваться с их подделкой, «подчистками»? И насколько часто Вас пытались не подпустить к этим документам?

— С подделкой источников сталкиваться не приходилось; а вот с упорным нежеланием допускать к ним — систематически.

— Какие именно документы утаивают наши архивы, особенно, насколько я понимаю, ведомственные и особенно весьма определенного ведомства?

— Их не хотят показывать вообще, любые. Это идет из глубины веков и, конечно, значительно усилилось при советской власти; мне кажется, теперь это у них в крови.

— Но власть заинтересована в том, чтобы манипулировать прошлым, а для этого одни документы резоннее было бы просто уничтожить, другими, наоборот, размахивать перед лицом общественности…

— «Хранители» ни в чем не заинтересованы. В основном это просто привычка все секретить. Плюс такая своеобразная псевдогосударственническая позиция: все, что исходит от государства, — благо. Даже когда государство было страшным. Даже когда оно было фактически преступным. И всякий элемент критики, особенно тотальной критики, воспринимается как оскорбление, проявление антипатриотизма, как государственная измена.

— Меня всегда потрясала нацистская бюрократическая точность: они регистрировали каждый отобранный у еврея стул, каждое колечко, каждый золотой зуб. Что за мания учета?

— Это святое; это — «хранить вечно!» и никому не показывать. Разве что своим — нынешним и будущим. Как скупой рыцарь. И только когда на них сверху прикрикнут: а ну-ка, показать все немедленно, вот тогда они откроют и покажут. Есть и нормальные архивисты, наши единомышленники, с ними всегда можно договориться, но их мало. В последнее время допуск очень резко ужесточился. С начала нового тысячелетия практически вернулась охранительно-советская политика. А мы как раз и начали заниматься фильмом с 2001 года.

— Это очень мешало работать?

— Содержательно вообще не мешало. Трудности скорее чисто кинематографические: оригинальный документ хочется показать в оригинале — заметки Сталина красным карандашом на полях, чью-то подпись крупным планом. А документы, которые нам нужны, практически все опубликованы. Более всего — в замечательной серии, царство ему небесное, Александра Яковлева. Ситуация иррациональная: со страшной силой охраняют оригиналы опубликованных документов, которые никому, кроме меня, не нужны, да и я обойдусь, не покажу, так зачитаю. Например, приказ «Ни шагу назад!» опубликован, но оригинал нам отказались показать.

— Почему Вы выбрали для своих «Исторических хроник» именно такое во всех смыслах трудное столетие российской истории?

— Потому что как раз сменились век и тысячелетие; потому что вот оно, еще свеженькое, на памяти, и есть, что показать, — документальные кадры, живые свидетели, сохранившиеся «декорации» событий. Конечно, очень соблазнительно снять серию фильмов про российский XVI век — но с этим было бы намного больше проблем.

— Вы согласны с тем, что для нас характерен обостренный интерес к собственной истории?

— Я бы сказал, это интерес не к истории, а к коллекции исторических мифов — занятных, забавных, частично подтверждающих жизненный опыт потребителя: потребляется только то, что соответствует его представлениям о жизни. Это не интерес к истории. Это другое.