Знание-сила, 2009 № 04 (982)

Шопенгауэр, по-моему, сказал, что развитие человечества есть рационализация сознания: человек по мере развития «расколдовывает» мир. Но, по-моему, никогда не расколдовывает его до конца, а иногда идет вспять. Особенно в своих представлениях о прошлом. Рационализация идет на уровне интеллектуальной элиты, а на остальных уровнях царит мифологизированное, абсолютно языческое сознание. Спросите даже у грамотных, читающих людей, которых А. Солженицын назвал «образованщиной», кого из историков они знают, кого они назовут?

— Карамзина, Ключевского…

— Классику историческую они плохо знают; из современных непременно назовут Фоменко. Я знаю крупных и, бесспорно, талантливых ученых, представителей точных наук, которые готовы верить в мифы Фоменко. Готовы верить в то, что Куликовская битва была на самом деле в Х веке до нашей эры, что Римом правили русские князья, и Аттила был русским, и все-все вокруг были русскими, кроме монголов, которые на самом деле были древними греками.

— Они забыли даже то, что в свое время проходили в школе?

— Да кто верит тому, что проходили в школе? Дурят нашего брата, как хотят! Вот и тут обманули… Вы говорите, интересуются историей? Они ее глубоко и искренне презирают. Во-первых, за то, что она неточная и, следовательно, вообще не наука. Дважды четыре — это наука. А тут что? Нет системы точных доказательств. До сих пор неизвестно, кто выиграл Бородинскую битву: мы считаем эту победу нашей, а французы — своей. Значит, как проинтерпретируем, так и будет — ну что за наука?! Это раз. Два: история — «продажная девка» любого режима; и, увы, российская историческая наука, особенно советская, дала некоторые основания для того, чтобы так о ней думать. Фоменко — он кто? Математик. Разумеется, если математик займется историей, он будет делать это лучше любого историка.

— Все наши усилия напрасны, и Фоменко никогда не потеряет своей благодарной аудитории?

— Усилия такого рода никогда не бывают напрасны, но наивно надеяться на быстрый результат. И на тотальный результат.

— Когда власть осознала, что прошлое нужно держать под контролем и время от времени переписывать?

— Она начала манипулировать прошлым с Ивана Грозного, который, как известно, следил за правильным написанием летописи. При Романовых это культивировалось. Были талантливые историки, которые писали ярко и часто откровенно, но в известных пределах. Как сказал Алексей Константинович Толстой, «ходить бывает склизко по камешкам иным.». Скажем, все, что связано с династией Романовых, то есть с начала XVII века, это было неприкосновенно. История должна была воспитывать патриотизм в духе православия и народность в духе самодержавия. Все, что было потом, было продолжением этой стратегии — намного более жестким, но продолжением.

Вообще это долгий разговор об исторической сути советского коммунистического режима: в какой мере он — наследник предыдущего режима императорской власти. Я, пожалуй, склоняюсь к точке зрения, что, говоря сухим марксистским языком, большевистский переворот — это реакция на бурное развитие капитализма и на бурное движение России к ценностям европейской культуры и цивилизации. Потому и переворот вышел такой, в значительной своей степени феодально-мракобесный. Унаследованы и развиты были прежде всего мракобесные и реакционные черты предыдущего режима: полицейщина, всестороннее запретительство. Все это приняло чудовищные размеры, и, хотя место православия заняла коммунистическая идеология, по сути ничего не изменилось.

Но вдобавок весь социум перемешав поварешкой, подняв со дна на поверхность целые социальные слои, коммунистическое руководство сделало очень страшную вещь: людей купили. Им отдали квартиры их прежних хозяев, где они и поселились, пусть в тесноте. Им позволили грабить, сделали грабеж законным. Потому страх сочетался все-таки с восприятием этой власти как классово своей. Это была политически точная и потому очень страшная игра.

Пол Пот потом пытался это сделать: все перевернув, размешав страну с юга на восток, с запада на север, он вдобавок убил всех людей, которые более или менее грамоте понимали. В этом была своя логика: хотел создать нового человека. Не хватило времени. Переборщил: стал кусать соседей, нападать на Вьетнам и из-за этого пропал. А если бы он ограничился действиями внутри своей страны, никто бы его не тронул. Уничтожил бы еще пару миллионов — и умер своей смертью.

— Ну, не все советские люди были так уж околдованы и куплены: не зря социологи и культурологи говорят о двоемыслии как характерной черте советского человека.