Ни продать что бы то ни было, ни взять кредит стало почти невозможно, и по всей стране прокатилась волна банкротств. Банкротства банков, активы которых в основном состояли из потерявших ценность ценных бумаг, ссуд под залог недвижимости и сельских земель, приняли массовый характер. С 1929-го по 1933 год разорилось более ста тысяч предприятий, безработица выросла с 3,2 до 25,2 процентов (а по неофициальным данным, и более). Десятки миллионов людей пережили резкое снижение уровня жизни и социального статуса: владельцы новых домов лишались их, не в силах расплатиться по ссуде; имевшие раньше «свое дело» теперь толкались на бирже труда; рабочие высокой квалификации хватались за любую поденщину. Сбережения всей жизни улетучивались в один день. Тяжелее всего для многих американцев было то, что ни добросовестный труд, ни предприимчивость не помогали — люди чувствовали себя бессильными что-либо изменить. Повсюду в городах выстроились очереди за бесплатной похлебкой, в них стояли те, кому прежде сама мысль о благотворительности была бы оскорбительной. И все это никак не кончалось; кризис перешел в затяжную депрессию. У людей опускались руки, они перестали искать работу, перебивались, чем Бог пошлет, без надежды на лучшее.
Избранный в 1928 году президент Гувер призывал набраться терпения и постоянно обещал, что оживление экономики должно вот-вот начаться. Министр финансов Эндрю Меллон, принадлежащий одной из богатейших семей США, также утверждал, что кризис изживет себя сам.
На выборах 1932 года Г Гувер, более озабоченный сохранением «священных принципов» американского индивидуализма, чем поиском выхода из кризиса, потерпел сокрушительное поражение от кандидата Демократической партии, губернатора штата Нью-Йорк Франклина Делано Рузвельта.
Франклин Делано Рузвельт принес присягу президента 4 марта 1933 года, когда банковский кризис был в разгаре. По всей стране вкладчики осаждали банки, требуя вернуть деньги, что было невозможно. На следующий день Рузвельт своим решением приостановил операции во всех банках страны. Была объявлена программа срочных мер по оздоровлению банков и защите вкладов. Решительные меры и разъяснения, с которыми президент выступил по радио, сбили панику; уже через неделю банки стали открываться, и приток денег в них превысил отток. Люди поверили новому президенту, его доверительному разговору с ними в радиоэфире. Рузвельт использовал этот кредит доверия для реформы всей банковской системы: помимо прочего, были введены гарантии для частных вкладов, не превышающих установленной суммы (тогда 5 тысяч долларов, в наше время — 100 тысяч).
По схожему сценарию шла борьба с депрессией и в других направлениях: сначала был объявлен пакет экстренных мер (знаменитые «сто дней» Рузвельта, его Новый курс), а затем путем проб и ошибок находились более основательные решения и для них писались законы. Это было время смелого исторического творчества, какого США не знали ни до, ни после.
Экономические меры Рузвельта были неслыханными для капиталистической страны, тем более для США, с их традицией невмешательства государства в экономику. Были приняты законы, регулирующие рынок капиталов, образована полномочная Комиссия по ценным бумагам и биржам.
И целый пакет законов о труде, за которые прежде безуспешно боролись профсоюзы: минимальная почасовая оплата труда и максимальная продолжительность рабочей недели, право рабочих на коллективные договоры с хозяевами, запрещение детского труда. Фермерам выплачивались дотации за ограничение посевных площадей и специальные надбавки, чтобы покрыть разрыв между сельскохозяйственными и промышленными ценами. Домовладельцы получали помощь в погашении ссуд, а их кредиторам запрещалось отбирать дома за долги. В 1935 году был принят закон о социальном обеспечении, заложивший основы общенационального обязательного пенсионного страхования. Неизмеримо выросла система выплаты пособий безработным и другим малоимущим.
Администрация общественных работ развернула множество проектов по строительству дамб и дорог, посадке лесов, электрификации сельской местности. Это были работы, не требовавшие высокой квалификации, с оплатой, достаточной для пропитания работника и его семьи. Численность занятых на них достигала 4 миллионов человек.
Многие в США называли Рузвельта «социалистом». Действительно, он нарушал «священные» принципы частной собственности и открыто порвал с прежней теорией о том, что рынок сам все отрегулирует. При нем регулирование экономики стало делом государства. Однако Рузвельт, плотью и духом принадлежавший к американской политической элите, конечно, не был социалистом.