Знание-сила, 2009 № 07 (985)

Между тем его реформы были равносильны революции, а революции, как известно, не делаются по закону. Рузвельт нередко действовал без достаточной законной базы или подводил ее задним числом, он давил на Конгресс, умело используя чрезвычайный характер ситуации и свою личную популярность, которую ему в немалой степени создали именно его «Беседы у камина». Оплотом сопротивления реформам стал Верховный суд США, который во второй половине 1930-х годов объявил неконституционными одно за другим многие рузвельтовские начинания. Противостояние с Верховным судом продолжалось до тех пор, пока Рузвельт не провел туда достаточное количество «своих» людей, чтобы контролировать голосование.

Однако все основные ответы, которые Рузвельт давал на кричащие проблемы своего времени, «прижились», проведенные им законы действуют до сих пор, а механизмы государственного регулирования экономики и социальной сферы вошли в плоть и кровь системы. Со времени Рузвельта профсоюзы полностью интегрированы в капиталистическую экономику, трудовое законодательство умножилось, фермеры живут на субсидиях, а немалая часть городского населения — на пособиях, растет социальное обеспечение, финансовые учреждения обложены жесточайшим регулированием и т. д. Уже и забылось, что всего этого когда-то не было. Сегодня никто не помышляет всерьез бороться с этим наследием Рузвельта, и споры идут на ином поле. Нынешние республиканские «неоконсерваторы» не отдают себе отчета, что, с точки зрения их политических предков времен до «Великой депрессии», они такие же безнадежные «рузвельтисты», как их оппоненты — демократы.

«Черный четверг» на Нью, Йоркской бирже. 24 окт. 1929 г

Механика «кризисов перепроизводства» в том, что, экономя на рабочей силе ради прибыли, предприниматели подрывают базу потребительского спроса, на которой строится вся пирамида рыночной экономики. Разъединенность процессов производства и потребления и развитие кредита создают возможность для лихорадочного роста экономики с последующим крахом, в котором, из-за массовых увольнений, база спроса дополнительно сокращается огромным скачком.

Понятно, что если правительство для борьбы с кризисом станет помогать попавшим в беду предприятиям, например, предоставляя им льготные ссуды, то это будет равносильно подливанию масла в огонь. Денег нет не у предприятий, а у потребителей. Смысл антикризисных мер администрации Рузвельта — в расширении базы спроса. А общественных работ — в том, чтобы люди получали деньги не даром, но за работу, только такую, которая не производит товара: созданные дамбы, дороги и леса нет нужды потом кому-то продавать, они как бы исключены из экономики и не усугубляют проблемы перепроизводства, увеличивая покупательные возможности людей. Таково же влияние на экономику государственных расходов на армию и оборонную промышленность: они создают потребительский спрос, не производя товара, и тем самым стабилизируют рыночную экономику, предохраняют ее от кризисов перепроизводства. Таким экономическим эффектом обладают и все другие бюджетные расходы — на медицину, образование и государственный аппарат, на выплату пособий, субсидий.

В современной России соседствуют две экономики. Одна — сырьевая, связанная исключительно с экспортом-импортом, полностью зависит от курса рубля к доллару: его колебания способны в один день сделать невыгодным то ли экспорт, то ли импорт. Заправилам «колониальной экономики», хозяевам российских полезных ископаемых, собственно, не нужна Россия с ее 150-миллионным населением. Им нужны рабочие-вахтовики, бухгалтеры, шоферы, банщики и проститутки — а их заставляют раскошеливаться, чтобы поддержать пенсионеров, армию, учителей, врачей. Однако есть другая экономика — «оборонка» и та часть гражданской экономики, которая мало связана с экспортом-импортом: сельское хозяйство, пищевая промышленность, автомобильные заводы, трикотажные фабрики… Это внутренний рынок, рублевая зона, собственно российская экономика: здесь люди работают за рубли, и производимые ими товары продаются за рубли же. Здесь и происходит затяжной кризис перепроизводства.