«Все это началось с великого кризиса 1931 года, который разрушил чувство экономической безопасности, может быть, и необоснованное, но имевшееся тогда у значительной части молодежи из среднего класса. Наступили железные 30-е годы… мрачные, свинцовые; единственный из всех периодов, к которому никто в Европе не хочет возврата. Затем пришли Манчжурия, Гитлер, голодные походы, война в Абиссинии, политика умиротворения, Клуб левой книги, советские процессы и чистки, обращения идеалистически настроенных молодых либералов и радикалов в коммунизм или большая симпатия к нему, часто только по той причине, что он оказался единственной силой, достаточно крепкой и могучей, чтобы действенно сопротивляться фашизму. После этих обращений иногда происходили посещения Москвы или участие в боях в Испании, смерть на поле боя или же горькое и гневное разочарование в коммунистической практике, или какой-то отчаянный и неубедительный выбор того из двух зол, которое казалось меньшим…
В те дни пропаганда самым настойчивым образом заявляла, что гуманизм, либерализм и демократические силы свою роль сыграли и теперь выбор лежит между двумя мрачными крайностями: коммунизмом и фашизмом — между красным и черным. Для тех, кто не поддался этому треску, единственным светом во тьме была администрация Рузвельта и Новый курс в Соединенных Штатах».
Между тем Европа предложила иной вариант выхода из Великой депрессии; наиболее последовательно его осуществила Германия. Об экономической политике Германии того времени с подчеркнутой суховатостью и без всяких оценок пишет один из справочных сайтов Интернета. Вот тут начинают напрашиваться некоторые параллели.
«Веймарская республика была решительно не способна справиться с кризисом, отягченным ностальгией граждан по былому величию страны, да еще в условиях резкого падения жизненного уровня».
Как будто про нас, про наши 90-е годы, не так ли? Сравнивать постсоветскую Россию с Веймарской республикой тогда казалось банальностью, предсказания близкого фашизма в том или ином обличье — общим местом.
«Экономическая политика пришедших к власти национал-социалистов носила ярко выраженный чрезвычайный характер, она была направлена не только на выход из кризиса, но и на возвращение утерянных территорий и рынков, дальнейшее расширение границ государства, завоевание мирового господства. Это вылилось в тотальную милитаризацию народного хозяйства».
Крах централизованной советской экономики и нас обрушил в чрезвычайное положение; мы по обыкновению наградили всенародной ненавистью людей, сработавших пожарными, вместо того чтобы поставить им памятник за спасение без крови и братоубийства, а потом, когда пришло время пожинать плоды их работы, приписали их заслуги совсем другим деятелям. А ведь правда, по краю пропасти ходили: была вскормленная в недрах брежневского аппарата «русская партия», имперская идеология приняла не свойственный нормальной империи националистический оттенок, мы без конца догоняли и перегоняли Америку, размахивая на ходу атомной бомбой — и проиграв экономическое соревнование, а также всю холодную войну в целом, могли бы, наверное, решиться на отчаянный шаг.
На обломках империи, сокрушенной полной экономической несостоятельностью режима, вполне могла произрасти националистическая авторитарность, переходящая в тоталитаризм; уберегли нас тогда не только и, может, не столько презираемые сегодня демократы во власти, сколько историческая память о недавних временах тотального террора. Сегодня мы помним об этом намного хуже, чем в первой половине 90-х, и «вставание с колен» вместе с железобетонной административной вертикалью и школьными учебниками о лучшем менеджере всех времен и народов в соединении с реальным кризисом (виноваты в котором, разумеется, США) способны породить новую идеологию и новую политику причудливо знакомых очертаний.
Заинтересованных в новой чрезвычайке агрессивной направленности достаточно, причем заинтересованных чисто практически. Говорится, например, что для балансировки давшей крен отечественной экономики просто необходимо напечатать много-много денег и на них восстановить ВПК на современной научно-технической основе. Я экономику постигала лишь на уровне управления семейным бюджетом и никак не могу понять, почему ВПК предпочтительнее мельком упомянутых рядом здравоохранения и образования: НАТО явно не угрожает моему ребенку, в отличие от некомпетентного врача, плохого учителя, нищих больниц и переполненных школьных классов.