— Талоны, — повторил Гуськов. — Слухи ходят, что учителям спецталоны выдадут. Вы сказали, что вам все известно, вот я и… правда ли… — конец фразы Аполлон Питиримович скомкал и, внезапно осознав, что ляпнул что-то не то, смущенно уткнулся глазами в пол.
У двери громко хрюкнул, не сдержавшись, лейтенант. Комиссар, не оборачиваясь, рявкнул:
— Аааатставить!
Смех прекратился, но плечи дознавателя все еще подергивались, от сдерживаемого хохота.
Комиссар сцепил руки в замок и наклонился к Аполлону:
— Вы что же, милчеловек? Издеваетесь?
— Никак нет, — еле слышно пробормотал Гуськов.
— Играться со мной вздумали?
— Я?.. — Гуськов судорожно проглотил скопившуюся во рту слюну, нервно подергал выпирающим кадыком, отчего стал похож на североамериканского грифа — такого, какими их рисуют в старых мультиках. — Я бы не посмел… — последние слова он уже почти прошептал. Снова смутился своей робости и принялся разглядывать носки своих давно нечищеных туфель.
— Да что вы такое говорите, дорогой вы мой? — манеру разговора Комиссар менял с легкостью опытного оратора, вот только пульсирующая у виска жилка выдавала его истинное настроение. Комиссар щелкнул пальцами. Лейтенант мухой метнулся из комнаты, но тут же вернулся, неся в руках огромный бобинный магнитофон. Пыхтя, водрузил его на стол и вновь почтительно вытянулся у двери.
— Судя по нашим данным, милый вы мой Аполлон, — пальцы Комиссара ласково пробежались по здоровенным пластиковым кнопкам, — вы посмели бы сделать гораздо большее. Горааааааздо… — и Комиссар щелкнул тумблером.
Натужно крякнув, магнитофон потянул ленту. Комната огласилась резким треском эфирных помех и свистом настраиваемого радиоприемника. Комиссар бросил через плечо недовольный взгляд на лейтенанта и подкрутил регулятор громкости. Постепенно сквозь шумы стали пробиваться отдельные слова, которые, в конце концов, сложились во вполне членораздельную речь.
— …и что же вы предлагаете? Внутри Периметра нет нормальных, я имею в виду — в нашем понимании нормальных, средств массовой коммуникации. — Голос принадлежал женщине.
— Даже самого захудалого телевидения нет. Кабель прокладывать нерентабельно, а «Излучатель» гасит даже радиоволны… Вам напомнить о провале операции «Наблюдатель»? Ни одна наша камера и даже ни один спутник так и не дали устойчивого сигнала!
— Значит, нам нужно искать другие решения. Нужно ловить момент, когда большая часть жителей города соберется в одном месте. — Бархатный бас, произнесший эти слова, наводил Гуськова на мысли об ученой степени, бороде, трубке с ароматным табаком и пивном брюшке. — Есть там у них какие-нибудь массовые праздники?
— Помилуйте! Какие ТАМ могут быть праздники?! — ответила женщина. — Только выступления Верховного Комиссара или Председателя Совета. Но они крайне редки и охрана там… В прошлом году мы потеряли сразу двух агентов именно на такой акции.
— Я считаю, что в этот раз осечки быть не должно, — вклинился в разговор новый собеседник, обладатель скрипучего старческого голоса. — Наш агент-доброволец действует на территории уже шестой год. И, надо сказать, у Аполлона Питиримыча отличная подготовка…
На этом месте запись вновь разразилась треском помех и оборвалась. Верховный Комиссар облокотился на сцепленные в замок руки и пристально всмотрелся Гуськову в глаза, как бы спрашивая: «Ну? Что на это скажете?» Аполлон Питиримович смущенно отвел взгляд и, оправдываясь, пробормотал:
— Надо же… Какое совпадение…
— Совпадение? — с наигранным удивлением переспросил Комиссар. — Совпадение, вы говорите, уважаемый мой Аполлон? Совпадение, дорогой вы мой, Питиримович?!.. А знаете ли вы, — тут голос Комиссара утратил всякую эмоциональную окраску, стал настолько пустым и безжизненным, что Аполлон невольно съежился в кресле, словно его окатили холодной водой на морозе, — …знаете ли вы, милейший, что во всем, — во всем! — Городе нет другого человека с таким же именем? А?
Гуськов робко поднял глаза на Комиссара, вдруг показавшегося ему неправдоподобно огромным, и жалобно проблеял:
— Правда?
Лицо Комиссара вновь пошло пунцовыми пятнами. Руки сами поползли по столу к наглому, валяющему Ваньку, подозреваемому. Лишь чудовищным усилием воли Комиссар сдержал естественный порыв — придушить этого шута, позорящего его, пусть в глазах всего одного, но все же — военного человека. Не оборачиваясь, Комиссар чувствовал, что за его спиной лейтенант улыбается, уже не скрываясь.
— Ну, хватит! — Верховный нетерпеливо поднялся, вновь нависнув над Аполлоном, словно готовый вот-вот рухнуть скальный уступ. — Я изначально знал, что допрос ничего не даст. Эта глупая затея — целиком и полностью инициатива Совета. Моя бы воля, вас, дорогой мой Аполлон, расстреляли бы еще вчера. Без суда и следствия. Однако, благодаря нашему гуманному Совету, я вынужден тратить на вас свое личное время, — Комиссар наклонился к задержанному, упершись в стол широко расставленными руками. — Я спрошу последний раз — вам есть, что мне сказать?