Знание — сила. Фантастика (2011-2015)

Не дойдя до растения, Михал Михалыч Сибиряков воткнул лопату в землю и плавно вдавил ногой лезвие целиком.

Стоял воскресный день, и все в деревне были заняты своими делами, а потому никто не приставал к Михал Михалычу с вопросом, чем же он таким занят. А что б он ответил? — вряд ли он сам это знал! Две капельки пустоты стояли в его зрачках, и его движения были движениями машины, не человека. Лопата легко вгрызалась в землю, пока шел слой мягкого чернозема, и очень редко лезвие скрежетало о встреченный в земле голыш. Вскоре земля кончилась, под ней проходил глиняный пласт, и копать стало значительно сложнее.

Но Михал Михалыч совсем позабыл об усталости: он монотонно продолжал копать, повторяя тот же путь, проложенный «землистыми» чужаками, когда из его дома доносился похожий однообразный стук. Однажды он сильно дернулся, а его нервы, если бы они были подкожными иглами, пронзили бы плоть. Где-то под землей раздавался тихий стон. Он был скорбным и в то же время злым — то был плач погребенного заживо ребенка, который проснулся в душном и темном гробу и понял, что брошен родными на произвол судьбы. Лицо Михал Михалыча покрылось яростной бледностью. Стон повторился, но уже немного левее того места, где усилиями Сибирякова образовалась основательная яма. Последовав за подземным путеводящим голосом, Михал Михалыч продолжил рытье.

Пот застил ему глаза, ноги дрожали от усталости, мышцы ходили валунами. Нажим, поддев, отвал. Нажим, поддев отвал. Михал Михалыч ничего не чувствовал. Тихий стон продолжал звучать в его голове душераздирающей песней смерти. Минул час, потом второй. Лезвие лопаты во что-то уперлось. Что-то жестче, чем глина, но не настолько, чтобы быть камнем или… крышкой гроба. В нужные минуты Михал Михалыч умел призвать аккуратность, что он и сделал сейчас, принявшись осторожно разгребать глину. Еще минута, и он наклонился. Неясный блеск на дне ямы. Сибиряков руками расчистил предмет. Какое-то время разглядывал его, стоя на солнцепеке и слегка наклонив голову, от чего пот со лба стекал по его правой щеке и заливал только один глаз. Потом выбрался из ямы и неторопливо зашагал к дому председателя.

Местных не подпускали. Из Уфы приехала специальная команда для продолжения раскопок, необъяснимо начатых хозяином дома, Михал Михалычем Сибиряковым. Эти, в противоположность некогда снующим здесь «землистым» людям, не отличались партийным молчанием, и за рюмку-другую водочки охотно шли навстречу беседе. Место раскопок обнесли заградительным забором, пришлепнув на ворота понятную для каждого табличку «Проход воспрещен». Но какие-то крохи информации все равно просачивались за его пределы каждодневно, ведь никакая строжайшая секретность, помимо положенного забора, на работы не налагалась.

То, что Михал Михалыч, потеряв всякое разумение, обнаружил на дне ямы, оказалось тем, что может вывести любого из задумчивости и заставить кинуться за помощью к товарищам. Белый череп и кучка костей — вот и объяснение странному плачу, тайным образом распознанному Михал Михалычем. Дальнейшие находки подтвердили догадку, что на этом месте, под толщей земли, пряталось непомеченное никакими знаками кладбище. А уж если говорить всю правду: замороченному кустом Михал Михалычу Сибирякову посчастливилось наткнуться невдалеке от выкопанных им лунок на тайное захоронение.

То оказалась свалка, прямо сказать, потому что скелеты валялись как попало: вперемешку кости с остатками былой одежды, наползающие друг на друга черепа, позвоночники, уложенные штабелями. Налицо свидетельство о страшной трагедии, и не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, какой. Захоронение начиналось как раз с того места, куда впервые воткнул лопату патриот Сибиряков, и тянулось аж до самого куста. Куст решили выкопать; однако когда кто-то попытался это сделать, обнаружилось, что это не так-то просто. Несносный корень уходил в землю, и имел длину большую, чем можно было предположить. Но лишнего времени на раздумья (с чего бы это?) уже не оставалось, а потому куст попросту спилили, хотя, собственно, можно было обойтись и без этого. Именно здесь работы заканчивались. Дальнейшие поиски ни к чему не привели, тем самым был положен конец раскопкам.

Те, кто занимался извлечением скелетов и погрузкой их на грузовики, не могли не заметить одинокого человека, праздно шатающегося вдоль ограждения. Напрасно рабочие насмехались над его забавным видом и поношенной одеждой. Насмешки прекратились, когда в странном человеке признали зачинателя раскопок. Работая близ собственного дома, меньше всего ожидаешь наткнуться на кладбище, а потому любые смешки по этому поводу — больше чем преступление.