В конце сороковых один из последователей коллективного хозяйства — человек по имени Михал Михалыч Сибиряков — решил привести в порядок дом для личного проживания. Тем более что по наследству дом перешел в полную собственность колхоза, причем строго по закону (что бы вы ни подумали). И теперь уж вряд ли кто-то заявит на него право, даже если случится невероятное, и срубленное родовое древо Бурангулова вдруг обрастет молодыми побегами. Дом не пострадал за время войны. Фашистские бомбардировщики атаковали Москву и Киев, что им было до какой-то глухой деревеньки? Одно поразило Сибирякова внутри, когда он только-только приступал к очередному внутреннему ремонту: выведенный чем-то красным рисунок на полу спальни. Михал Михалычу не довелось поучаствовать в боях за родину, но свежо еще оставалось воспоминание о кровавой междоусобице после революции, поэтому он хорошо знал, как выглядит кровь, чтобы спутать ее с чем-то другим. Сам рисунок был жутким, дальше некуда. Круглое, надутое лицо с огромными выпученными глазами — демон, не иначе! Наверное, за бывшими жильцами дома водились какие-то грешки, предположил Михил Михилыч Сибиряков, тщательно затирая рисуночное послание.
Этой ночью Михал Михалычу приснился первый сон. Узкий подземный туннель уходит в невидимую глубину, теряясь во мраке; всюду пыль и песок, в волосах копошатся мелкие жучки, — он продирается вниз, туда, где нет света Божьего, в место, чуждое человеку, и ему уже не хочется лезть дальше, но что-то могучее подчиняет его себе, не оставляя никакой надежды…
Через год новый хозяин дома рыл ямы для столбов. Пришлось подумать о новом заборе, взамен почти сгнившего, изъеденного древоточцами, перекошенного старого. Михал Михалыч был занят делом уже четвертый час, когда что-то, чего он не замечал раньше, вдруг привлекло его внимание. Сибиряков вскинул голову, вздрогнул и непроизвольно отшатнулся.
Он сразу успокоился, так как понял ошибку. Нет, это не человек, подбирающийся со злым умыслом, — это всего-навсего дурацкий куст. Михал Михалыч зычно выругался, после чего озадаченно уставился на растение. Ну, точно! Если долго смотреть, растопыренные ветви и впрямь становятся руками, а верхушка напоминает малюсенькую башку. Чудеса! Клоун-урод, удравший из цирка. Хочет напасть на мирного труженика. Сибиряков отстегнул еще пару-тройку ругательств, уже доброжелательнее, после чего возобновил прерванное занятие.
Через минуту он с удивлением заметил, что работа застопорилась на одном месте и совсем не продвигается вперед. А причина самая простая: полное бездействие самого Михал Михалыча Сибирякова. Оказывается, он и не копал все это время — таращился на куст! Черт, и чего только не бывает! Ну, куст и куст, чего еще? Что ему сейчас следует сделать, так это взяться за лопату покрепче…
Еще через секунду Михал Михалыч медленно шел в сторону куста.
Он приблизился, обошел вокруг растения, осматривая его со всех сторон. Обычный куст, каких много. Дался он ему! Намереваясь ухватиться за ближайшую ветку, Михал Михалыч протянул руку. Ему оставалось сжать пальцы, чтобы убедиться, что куст — всего лишь куст, когда он внезапно одернул ладонь и непонятно почему подул на нее. Немного времени прошло в молчаливом удивлении. Чего он струсил? Что-то обрезало его, хотя крови не было. Товарищ Сибиряков институтов не кончал и книг прочитал в жизни мало, а потому его словарный запас отличался ветхой скудостью, и даже для себя самого он не смог объяснить причину испуга. Ну, ладно. Ему только и оставалось, что плюнуть с досады и вернуться в дом, где вздремнуть полчасика для восстановления сил.
Опять он стоит возле земляных лунок, сжимает в мозолистых руках рукоятку лопаты. Мокрый чернозем липнет к лезвию, превращая орудия труда в гигантскую булаву. Ветер свистит над головой и проносит запахи, но мимолетно, и нос не успевает их уловить. Ветер. Он сбивает с ног, конопатит лицо пылью, уводит лопату в сторону. Лезвие вонзается вовсе не в то место, куда нацеливается в начале разбега. Тянет нечто неведомое, неосознанное, тянет с такой силой, что ломается любое сопротивление.
Куст.
Михал Михалыч Сибиряков проснулся от собственного крика, который разлетелся на многие метры во все стороны, а также вверх и… вниз. Никого не оказалось поблизости, кто смог бы разоблачить скрытый ужас в этом сбивающем с ног крике, ведь Сибиряков жил один, и дом его торчал на отшибе, однако… кто знает. Порой мы не видим, что происходит рядом с нами, и чей взгляд изучает нас из скрытого убежища. Что-то стало с глазами Михал Михалыча, и покуда остатки сна туманили его разум, взгляд его отдавал опустошенностью. А чуть позже он увидел родные стены, но только не изнутри, как следовало ожидать, а снаружи. Он не лежал больше на своей старой скрипучей кровати. Он стоял лицом к дому, и в его правой руке, наподобие охотничьего ружья, была зажата лопата.
Подхватив свой инструмент, Михал Михалыч грузно затопал в сторону лунок.
Однако прошел мимо, даже не взглянув на них.
Его глаза, прикрытые мутной истерикой, смотрели на куст.