Знание — сила. Фантастика (2011-2015)

Итак, выпало добро, и это действительно оказались машины, а не налет анархистов. Три автомобиля с плотно закрытыми окнами и даже как будто со шторами внутри пересекли всю деревню из одного конца в другой. Они были черные, как сама ночь, и даже более того — глубоко чернильные механизмы, исторгающие трубный рев. Путь их лежал к тому дому, который и во времена более тяжкие бередил некоторые умы. Из машин вылезли люди: одинаковые, как солдаты, только что не в военной форме, а в таких же чернильно-черных одеждах и по большей части в шляпах. Они суетились, как суки в период течки, и можно было заметить, что все они топчутся вокруг центровой фигуры, тоже выползшей из машины. Группа загадочных пришельцев так быстро исчезла в доме, что ничего более разглядеть не удалось. Свет внутри не зажигали, шум быстро стих; оставалось сплошь непонятным, с какими намерениями «черные вороны» слетелись к Проклятому Дому накануне ночи.

Ничто не изменилось с тех пор, разве что две вещи. Первое: время от времени, как по отработанному шаблону, деревню пересекали знакомые машины, непременно скрытые сумерками, и останавливались рядом с жилищем Бурангулова. Только теперь его уже не связывали с именем Минигали, перестал он слыть даже Проклятым, — он стал дачей. Просто Дачей, без всяких приставок и жутких добавлений.

И второе: любые разговоры, вьющиеся вокруг загадки старого дома, смолкли. Так, словно явился некто со стороны и выплеснул из стакана всю эту бурю раз и навсегда.

Персона, обосновавшаяся в доме, хранила инкогнито. Непонятные, но не становящиеся от этого бессмысленными, причины влекли человека-загадку из города в дом, и пусть бы иные божились, что не важный партработник скрывается за этими стенами. Люди-то знали правду. Словом да делом, загадка осталась, лишь только сменив интригующий камзол на тоталитарные латы. И то правда, что люди толком не знали, где в данный миг сидит хозяин дома: опустошенное подворье и отсутствие машин никак не вселяло уверенности, что дом пустует. Сельчане с великой радостью вернулись к обходному пути в поле, ведь неприятно и мерзко, проходя мимо мрачного дома, ощущать на затылке огневой, всепожирающий взгляд. Уж не сам ли товарищ Быкин, секретарь обкома, родилось благоговейно предположение, словно всплеск неосторожной лягушки, нарушившей гладь омута молчания. Благодать снизошла на беднягу Паномаря, Сергея Иваныча, тракториста, умудрившегося выпустить на волю свой глупый язык, после чего тракторист улетел в тартарары, правда, без трактора, а на его место заступил более серьезный работник.

Подозрительные люди, приехавшие раньше хозяина для перестроечных работ внутри дома, весьма скоро дали о себе знать. Это были угрюмые, землистые личности, больше всего походящие на подземных рабов, и появлялись они в деревне в разное время и внезапно. Покупали мясо, молоко — все то, что естся и пьется. В беседы не вступали. Впрочем, никто их и не провоцировал. Как только мрачные типы убирались назад в свое темное логово, жители деревушки облегченно переводили дух.

Так, быть может, все бы и тянулось — темное, неразгаданное, зловещее подозрение, — аж до самого 41-го. Но вдруг, немногим больше года спустя, произошло куда более странное приключение.

Жила-была в деревне старая бабка. Звали ее не совсем по-человечьи — Мяскяй. Что в переводе с башкирского значит «Ведьма-Людоедка». Из рода казахов, старая ведьма вовсе не считалась коренным жителем уральского края, но прозвищу не противилась и настоящее имя напоминать не спешила. Стало быть, по душе ей пришелся местный фольклор — все-таки не сыскать политически безвреднее карги, чем баба-яга. Людская молва ей приписывала заговоры — на урожай или наоборот, — а потому каждый в деревне считал за несчастье прейти ей дорогу.

В одну из ночей дверь хижины бабки Мяскяй сотряслась от ударов. То был уверенный стук, от такого не отмахнуться задаром. Старая женщина, уже почивавшая на печи, нехотя сползла с нагретой лежанки и поплелась открывать.

Силуэт «землистого» человека высветился на пороге дома, и ночью он больше всего напоминал призрак или пещерное существо, истомившееся по свету и крови. Гость без церемоний ввалился в дом, не дождавшись надлежащего приглашения. А бабка Мяскяй подумала о том, что этого человека не запугать никакими приворотами и мяскяйями. Гость сказал всего несколько слов, после чего он исчез, так же внезапно и чуждо, как и нагрянул. Однако перед уходом он заручился согласием бабки Мяскяй, сказать точнее, проявил особую напористость. И так уж не хотелось пожилой женщине связывать себя услугами с тем, кому требовалась ее помощь, но перечить она не стала, даже слово протеста приберегла на ум. Когда в дом приходят такие вот гости, становится не до кривляний.