— Просто расскажи ему Джимми, — произнес цверг Альбрих, — и пускай он уже отвяжется, со своими технологиями.
Папаша Спок поставил перед Джимом высокий бокал и блюдо с жареными личинками брандашмыга, подрумяненными до хрустящей корочки, красными от жгучего тартарского перца. Тот сделал порядочный глоток, закусил личинкой и удовлетворенно поморщился:
— Пусть так, приступим. Родился я триста пятьдесят юлианских лет назад на Мегере; это самая окраина галактики Треугольника, шаровое скопление Эриний, система Гекаты, если кто не в курсе. Ну, не в этом суть. Семья, в которой мне повезло появиться на свет, была весьма обеспеченной. Папаша мой сделал капитал на торговле фарисейскими гекапами, и фирма его достигла немалого процветания. При всем том человеком он был ограниченным, даже невежественным. Среди коммерсантов такое не редкость, вы, верно, знаете.
— Джим! Джим! — прервала рассказчика Белокурая Бестия. — Только про папу не надо. Давай, ближе к телу.
— Ну, пусть так, — согласился Джим-тоник. — В общем, я рос избалованным ребенком, с малолетства ни в чем не знал отказа. И хотя, когда пришло время, определили меня, понятное дело, в самый престижный мегерский университет и все такое, учеба меня не интересовала. И с чего бы? Я ж не собирался работать. Денег у меня и без того хватало. Впрочем, одно дело я все ж таки освоил неплохо — игру. Играл я во что угодно и где угодно. В рулетку и в покер, в кости и в лотерею, и, разумеется, в крестики-нолики; делал ставки на сильванских бегах и на лингамских скачках… Но, опять же, интересовал меня скорее сам процесс, нежели результат. Все по той же причине. Так оно и шло, пока папаша исправно снабжал меня наличностью. Однако никто не вечен. Кроме Дохлого Роджера, понятное дело. Короче говоря, после смерти родителя я спустил семейные денежки, а следом и весь отцовский бизнес в каких-нибудь три-четыре года. И остался на мели. Но и это меня не отрезвило — я продолжал играть. Только уже не из чистой любви к искусству. Я вышел на профессиональный уровень. А что было делать? Других-то средств к существованию у меня не осталось. М-да… Порой мне выпадал жирный джекпот, иной раз удавалось сорвать приличный банчок. То бишь, я не особенно бедствовал. Но со временем про меня пошла дурная слава. Дескать, Джим не чист на руку, и все такое. В конце концов — увы — двери приличных игорных заведений Треугольника передо мною захлопнулись. Как говорит наш гостеприимный хозяин: все козлы, а мир несовершенен! Я уже стал подумывать перебраться куда-нибудь в Туманность Андромеды, где меня никто не знал, а порой — в минуты полного безденежья и особенного отчаяния — даже строил планы устройства на какую-нибудь работенку. Видите, господа, я тогда натурально стоял на пороге безумия!
— Лучше не скажешь, — проворчал Альбрих и шумно высморкался в бороду.
Джим смочил горло, отправил в рот очередную жгуче-красную личинку и продолжил:
— Тут-то в моей жизни и появился дядюшка Пол. О том, что мультимиллиардер Пол Крестовский доводится мне родственником — троюродным дядей со стороны матери, я знал и раньше. Новостью для меня стало то, что никаких других наследников, кроме меня, у дяди Пола нет, и не предвидится. Прознав об этом весьма отрадном факте, я немедленно нанес дяде визит вежливости. Надо же было выяснить, как здоровье моего единственного родственника.
— И потенциального наследодателя, — вставил министр в изгнании.
— Пусть так, — легко согласился Бедолага Джим. — Принимая во внимание бедственное положение, в котором я тогда находился, думаю, никто не поставит мне этого в вину. Да, меня до желудочных колик интересовало, сколько еще старикан протянет. Но тут меня ожидало первое разочарование: для своих лет Пол Крестовский чувствовал себя превосходно. Он вел скучный, размеренный образ жизни, не имел вредных привычек или каких-нибудь нездоровых страстишек. Короче, на близкое открытие наследства рассчитывать не приходилось. Впрочем, принял он меня весьма любезно. Даже расцеловал. Только на черта мне сдались его поцелуи! Мне было нужно его состояние.
Рассказчик прервался, чтобы сделать очередной глоток и, обнаружив, что тарелка пуста, сорвал с клюквенного куста ягоду и отправил в рот.
— O tempora, o mores, — неожиданно для всех прошелестел сэр Генри.