Золочёные горы

– Вы сами виноваты в этом и больше никто, – воскликнула миссис Джонс. – Вы это заслужили. Вы боитесь! Говорите, что не вступаете в профсоюз, чтобы не потерять работу. Бедолаги! У вас никогда не было работы. Работу имеют те парни, что владеют оборудованием. Вам надо просить у них разрешение, чтобы заработать себе на хлеб. Вы надрываетесь, думая, что у вас нет власти. Если бы вы смогли объединиться, у вас были бы другие условия.

– Она права, – крикнули в толпе. Это был Керриган.

– Вас заставляют разгребать снег зимой без оплаты. Они называют это мертвой работой. А знаете почему? Потому что она вас убивает. Люди умирают здесь. От халатности, которая сродни убийству. Как ваш друг Жак Пеллетье.

Моя кожа похолодела.

– Печальная участь хорошего человека, – добавила она. – Любимого всеми. Вы знали его, знали его трудолюбивую жену и детей, брошенных шакалам. Компания заменила его, заплатив за это меньше, чем за мула. Один из вас переехал в его дом, пока остальные смотрели. Да, вы все просто смотрите, когда «пинкертоны» выкидывают малых деток и беспомощных вдов из их домов, словно мусор. Что помешает боссам выкинуть однажды вас самих? Ты следующий, – указала она на одного из рабочих, – или ты.

– Объедини нас, матушка, – крикнул Керриган, махнув шляпой.

Миссис Джонс указала на Тарбуша, сидевшего на валуне.

– Видите там начальника? Я не боюсь его. Он такой же человек, как и вы. И может поступать как человек, а не как цепной пес. В его груди бьется сердце. И мать учила его поступать правильно. Разве нет?

Ее отвага взбудоражила меня. Люди дрожали от напряженного внимания. Тарбуш сидел на валуне, усмехаясь. Он достал из кармана блокнот и делал заметки, как и я.

– Сильви, девочка, подойди и встань рядом со мной, – сказала миссис Джонс. Я вздрогнула. – Вы все, ребята, знаете Сильви Пеллетье, дочку Жака. – Она поманила меня рукой.

Лонаган слегка подтолкнул меня.

– Иди, милая.

Он помог мне подняться к миссис Джонс. Я стояла как деревянная кукла с пунцовыми щеками.

– Отца нашей юной леди убили эти преступники, – крикнула миссис Джонс, обхватив меня рукой за талию и прижав к себе. – Убили, как и парней в Руби: тех зажарили заживо в угольной шахте Паджетта. Назовем вещи своими именами. Это убийство. Человека убивают, его тело вытаскивают в клетке наружу, а остальные работают дальше. Пеллетье был жестоко убит. И те, кто пришел ему на замену, – может, кто-то из вас – тоже умрут, если вы, ребята, не поддержите профсоюз.

– Вы поддержите, парни? – воззвал к ним Лонаган. – Мы проголосуем сегодня?

Они зашевелились, по рядам прошел ветер. Запах керосина наполнил двор конюшен. Казалось, сам воздух накалился так, что сейчас взорвется. Раздались одобрительные возгласы.

– Сильви, девочка! – воскликнула миссис Джонс. – Скажи им.

Сказать что? В горле у меня забулькал страх.

– Говори от души, дорогая, – подбодрил Джордж Лонаган.

Мужчины ждали, повисла хрупкая тишина. Слова столпились у меня в голове и готовы были вылиться и затопить меня. Но кто я такая, чтобы говорить?

– Вспомни своего папу, – добавил Джордж. – Что бы он сказал в эту минуту?

– Говори, родная, – прошептала миссис Джонс.

Эти двое вытягивали из меня слова как неровные стежки, заставляя забыть все, что я знала о молчании. О том, что оно золото. «Пан или пропал», – подумала я. И рискнула.

– Вы знали моего отца, – услышала я собственный голос. – Помните его скрипку. Его песни.

– Француз! – прокричал Керриган. – Говори громче, милая!

Я, запинаясь, продолжила, и голос мой крепчал с каждым словом.

– Компания заверяет, что жалованье уже в пути. Но его все нет. Они обещают построить больницу и снимают на нее по доллару с вашей зарплаты. Но больницы мы так и не видим. Вместо денег нам дают кредит в лавке компании, никаких перспектив. – Слова цеплялись за слова, всплыла и фраза Истер Грейди. – Не слушайте, что говорят Паджетты. Важно, что они делают.

Голос мой сорвался и задрожал.

– Они ничего не сделают для нас. Мой отец хотел, чтобы мы помогли себе сами. Он выступал за профсоюз. Говорил об этом и пел песни. Он хотел, чтобы вы все в него вступили. И я прошу вас это сделать. Голосуйте за профсоюз.

Мистер Тарбуш поднялся. Уставился на меня и что-то записал в блокнот.

Убийца. Эта мысль забурлила в моей крови. Будь у меня пылающая стрела, я направила бы ее прямо ему в глаз. Я собралась с силами, взглянув на алые отблески заходящего за горы солнца.

– Вы знали моего отца, – крикнула я. – Слышали, как он требовал зарплату, когда мы мерзли, откапывая пути. Слышали, как полковник отказался платить. Они заявили, что ничего нам не должны. Вы были с моим отцом в день, когда его убили. Знаете, что случилось. Расследование показало, что это не был несчастный случай.

– Так и есть, – опять вмешался Дэн Керриган.

– Каждую неделю газета печатает репортажи о пострадавших работниках: раздавленных камнями, упавших с лестницы. Им отрезают пальцы, ампутируют ноги. Они замерзают под снежными обвалами. Мой отец не сможет вас попросить, – воскликнула я, – поэтому прошу я. Вступайте в профсоюз. На этом все.