Золочёные горы

СТАЧКА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Акционер с Востока, посетивший Мунстоун, решил бы, что это враки, расскажи ему кто о продолжающейся стачке рабочих. Руководство компании заверяет акционеров – своих бедных жертв, – что стачка не повлияла на процесс добычи, ведь владелец и значимые сотрудники презрительно насмехаются над тем фактом, что забастовка все еще длится. Они заверяют, что с профсоюзом покончено.

Но стоит заглянуть за гребень горы Собачий Клык, и вы найдете палаточный городок, населенный стойкими храбрецами. Это бастующие работники компании, и ни один из них не дрогнет, пока полковник Боулз не подпишет справедливое соглашение. Тем временем отгружается мрамор низкого качества, ведь прибывшие на смену временные рабочие с трудом отличают резец от кувалды.

Декабрьские дни проносились один за другим. Ветер бесновался в скрипучих соснах, обламывая ветки с жутким треском. Они падали только чудом не на головы катавшихся на санках ребятишек. Штормовые ветра сдирали черепицу с крыш, снег падал, заглушая шум копошащихся под ним существ: людей и животных. На дощатых лачугах намерз иней, палатки у Собачьего Клыка оседали под снежными шапками.

Два месяца прошло со дня моего тайного бракосочетания. От Джейса Паджетта не было весточки: глухое молчание. Ни слова и от Джорджа Лонагана. Он уехал на следующий день после неудачной стрижки «по срочному делу к миссис Джонс» (как сообщила К. Т.).

– Или от разочарования? – спросила она.

– Откуда мне знать, – ответила я.

– Знала бы, – возразила она, – будь у тебя голова на нужном месте.

Я взяла себя за уши руками и поправила голову.

– Вот, все на месте.

– Черт побери, – выругалась она. – Бери газету и дуй в лагерь. Дотти принесет тебе хлеба. И одеяла.

Она протянула мне свое старое пальто.

– Это может кому-нибудь пригодиться.

– Правильно, нагрузите меня по полной. Буду ломовым осликом.

– Мы все теперь ломовые ослики. Сдам тебя в наем погонщику Дженкинсу, если вернешься без истории.

– Наверху все та же история, – заметила я. – Ничего нового. Все еще ждут соглашения. Как и на прошлой неделе. И на позапрошлой.

– В конце концов кто-то уступит, – заметила она. – Не прозевай.

Мы с Дотти нагрузили сани. Газеты, картофель, три старых пальто, хлеб. Я нацепила снегоступы, привязала лыжи к санкам сверху. Градусник показывал минус два, небо голубело, снег сиял своей враждебной красотой. Холод подгонял меня наверх, помогал тянуть санки ломовому ослику в снегоступах. С каждым шагом мои щиколотки обжигала боль: заслуженное наказание. Лодыжки опухли.

Над лагерем подымались ниточки дыма. Слышалось пение.

– Привет, детка, привет, сладкая, ты мой регтайм…

Голос Дэна Керригана.

– Привет, Сильви! – воскликнул он, увидев меня. – Принесла нам хлеба и роз?

– Хлеба, – ответила я. – Слегка зачерствел.

– Розы на твоих щечках, – заметил он. – Отнеси хлеб Брюнерам. Их малыш болеет.

Миссис Брюнер я нашла в палатке, та сходила с ума от беспокойства. Дети дрожали под стопкой одеял. Годовалый малыш Альберт заходился лающим кашлем, на щеках выступили красные пятна. Руки и ноги его подергивались с каждым приступом, а глаза округлялись, когда он силился сделать вдох.

– Ох, Сильви, это ты. Слава богу.

Фрау Брюнер взяла у меня хлеб, а я подхватила малыша на руки. Совсем обессиленный, он кашлял у меня на плече. Я тихо спела ему:

– Аллилуйя, я бродяга.

Его мать поставила на плитку кастрюлю и вскипятила талую воду. Когда от нее пошел пар, мы подержали его над ней, чтобы облегчить откашливание. Весь день мы сменяли друг друга, гуляя с ним по палатке, пытаясь накормить хоть немного. Но он упрямился, зажимая ложку едва прорезавшимися зубками. После полудня он наконец уснул.

– Я останусь здесь на ночь, – сказала я. – Утром смогу отвезти его на лыжах в больницу.

– Благодарю, – сказала она.

Я легла спать у печи и уснула под храп Густава Брюнера и приступы хрипа Альберта, дремавшего на руках матери. Так и случилось, что я находилась в лагере на рассвете того жестокого дня, 14 декабря 1908 года.

Мы проснулись от звона: стучали ложкой о кастрюлю. Раздавались крики и лай собак.

– Тревога!

Герр Брюнер натянул башмаки и выскочил из палатки. Миссис Брюнер в исступлении бросилась к люку в полу. Под ним был подвал: каменистая дыра, похожая на могилу.

– Быстро, быстро.