– Дай мне этот лоток со шрифтами. Я составлю слово «красота». А еще: «Что Сильви хочет на Рождество?»
– Убирайся прочь, Лонаган! Мне надо сверстать страницу.
Я шлепала его и ускользала, а в горле стоял комок. Чем дольше мой тайный брак оставался секретом, тем чаще мне казалось, что это все была выдумка, сон. Чем дольше я не получала вестей от Джаспера Паджетта, тем больше ждала Джорджа, развлекавшего меня своими шутками. Я стала ошибаться, работая с прессом. Воздух бурлил от напряжения, а кровь от приступов вины. Я каждый раз ощущала присутствие Лонагана в редакции. Колокольчик, возвещавший о его приходе, действовал мне на нервы. Успокаивалась только после его ухода. Я следила за новостями о его переговорах, о собраниях в лагере у Собачьего Клыка. Джордж жил там наверху. «Пинкертоны» оставили его в покое, ведь теперь он официально представлял Объединенных горнорабочих.
Подстрекательница К. Т. поощряла его визиты. Приглашала на стакан виски, чашку кофе, игру в карты. Было приятно втроем поговорить о событиях в нашем городке и в мире, у меня развилось настоящее пристрастие к новостям, длящееся всю мою жизнь. Джордж слонялся и курил, сушил мокрые носки возле нашей печи. Как-то вечером он взял мои ножницы и вырезал из бумаги разные фигуры: птицу, маргаритку, рыбу. В другой раз соорудил из скрученного в рулон журнала взъерошенную пальму и посадил ее в пустую бутылку из-под виски.
– Теперь мы в тропиках! – он шутил и составлял из литер забавные предложения и глупые стишки.
САХАР СЛАДКИЙ, КАК И ТЫ.
Он постоянно поддразнивал меня. Я разыгрывала полнейшее неведение. Он прятал литеры. И мне приходилось разыскивать их. Я находила «С» на подоконнике, «Г» на жестянке с чаем.
– Черт тебя побери, Джордж, где «П»?
– Сразу перед «Р» и после «О».
– Черт тебя побери.
Он называл меня Фиалкой или Фифой, насмехаясь над тем, что я не люблю ругаться.
– Повторяй за мной: пнем под зад боссов.
– Сквернословие – лишь оправдание бедного словарного запаса, – сказала я. И тут же пролила краску и чертыхнулась: – Вот черт! Посмотри, что я из-за тебя сделала.
– Вот молодец, Фифа, ты усвоила суть.
Так он совращал меня своими шутками и глотками из фляжки.
– Мы взяли их яйца в тиски! – заявил он однажды, и я отказывалась разговаривать с ним, пока он не извинился за то, что выразился при даме (которая, впрочем, смеялась).
– Прости, Фиалка. Где мыло? Я вымою рот.
Мне не хватало его шуток, когда он вместе с Керриганом отправился в Денвер на встречу с Комитетом труда. Но я испытала облегчение оттого, что он далеко. Я была слаба, а он дерзок. Он слишком близко подходил к моему печатному станку, по-приятельски обнимал рукой за плечи. Он был пиратом с руками пианиста, длинными тонкими пальцами, плоскими аккуратными ногтями, всегда чистыми. Белая полоска шрама пересекала щеку и доходила до самого рта.
– Как ты его заполучил? – наконец спросила я Джорджа.
– Спасал котенка от распиловочного станка, – подмигнул он. – Или это было в тот раз, когда я наткнулся на складной нож бандита в Сосновой Пустоши? Или когда сражался с разбитым окном.
Половина его историй были правдой, а две трети нет. Я с трудом признавалась себе, как он мне нравится. Но я была замужем. Замужней женщиной. Впрочем, была ли?
Октябрьские деньки растаяли, наступил ноябрь. Что-то ужасно плохое творилось. Джейс так и не написал. Свалить все на плохую работу почты не выходило: письма от родных я получала регулярно. Почему я поверила Джейсу? Наивная дурочка Сильви. Сожаление и гнев наслаивались внутри, словно снежный наст на склоне. Он обрел утешение в каком-нибудь борделе у железнодорожной станции или вернулся в Виргинию в объятия дебютантки. Такое непостоянство было свойственно ему и раньше, но я так и не усвоила урок. Мой череп раскалывался от боли. Джейс был свободен. Мог делать все, что хочет. Он мужчина. И вооружен деньгами. А какое оружие у меня?
Перед самым Днем благодарения К. Т. Редмонд собрала вещи и снова поехала в Денвер навестить сестру Дейзи. Теперь овдовевшую.
– Три недели отдохну от этого сумасшедшего дома.
Она оставила меня руководить конторой, дав указание не печатать никаких новостей до ее приезда – только приглашения, плакаты и рекламные листовки. Я должна была кормить кота Билла и расчищать от снега тротуар. Я осталась праздновать День благодарения с Дотти Викс и ее мужем, а потом упивалась жалостью к себе в компании «Гордости и предубеждения».
Как-то вечером, уже в декабре, я закрыла ставни и устроилась у печки, и тут в дверь постучали.
– Тук-тук.
– Кто там?
– Король Джо.
– Кто?
– Шутник, который хочет тебя рассмешить. – Это был Джордж Лонаган, он насвистывал на улице. – Открой мне дверь, Сильви Пеллетье.
– Не смешно, – заявила я.
– Так почему тогда ты улыбаешься? – Он вошел, прихватив с собой вихрь снега, поцеловал меня в щеку и повесил шляпу, словно у себя дома. Положил свою сумку. – Это доктор Лонаган, пришел лечить твою грусть.
– Мне не грустно, – заявила я.