Золочёные горы

– Герцог Паджетт просил меня найти его сына. Они с миссис Паджетт путешествуют по Европе. Семья больше не участвует в добыче мрамора здесь, но из чувства преданности и дружбы к его отцу я распутываю неразбериху, которую устроил мальчик.

– Неразбериху, сэр?

– Мальчик совершил непоправимую ошибку. Пустил сюда профсоюз. Мы потеряли время и прибыль. Не обеспечиваем поставки. Нам надо выгнать из города агитаторов. Восстановить нормальный ход дел. А вы и эта Редмонд совсем нам не помогаете.

– Сэр?

– Ее статьи заявляют, что компания мошенничает с акциями. Вы знаете что-нибудь об инвестициях? Акциях?

– Нет, сэр. Ничего.

– Понятное дело, не знаете. И ваша дама-редактор так же невежественна.

– Она изучает рынки.

– Пф. В тех местах, где мы надеялись получить финансирование, эта жалкая газетенка, так называемый «Рекорд», – тыкалась нам в лицо. И инвесторы проявляли робость.

Робость. Мне она тоже была знакома, и я цеплялась за нее, как за оружие.

– Инвесторы не дадут нам денег, – Боулз посмотрел на меня внимательно. – Вы всегда казались милой девочкой. Хорошей, тихой девочкой.

– Спасибо, сэр.

Мама гордилась бы мной в тот момент. Я застенчиво кусала губу и смотрела на свои туфли.

– Вы ведь друг Паджеттов, не так ли? Миссис Паджетт дала вам прекрасную возможность. Несмотря на несчастное происшествие в карьере, с вами обращались хорошо.

Убили моего отца. И выселили нас из дома. По шее у меня поднималась нервная дрожь, я хотела как волк вцепиться ему в горло клыками. Как loup-garou.

– Прошу вас понять, – продолжал он, – не будь вы сама другом Паджеттов, а ваша редактор – женщиной, вас обеих уже давно выгнали бы из города.

– Я просто работаю в конторе, сэр.

Возможно, полковник услышал, как скрежещут мои зубы, потому что перешел к угрозам:

– Не кусайте руку, которая вас кормит. Сделайте нам одолжение и убедите Трину Редмонд прекратить свои атаки. Скажите ей, что мы люди дела. И если она не остановится, мы прикроем ее газету.

– Как я уже сказала, сэр, я просто работаю у нее в конторе, – я попыталась слегка пожать плечами, в стиле графини. – Не думаю, что она перестанет печатать газету.

– Безработные необразованные рабочие чувствительны к ее анархистской лжи, – пояснил полковник.

Услышав слово «безработные», я потеряла самообладание.

– Сэр, – услышала я собственный голос, – эти люди измучены работой. Их вынудили выйти на забастовку, потому что никто не получал зарплату с прошлой осени. Они лишь хотят вернуться к работе и кормить свои семьи. Неужели компания не может это уладить и выплатить им долг…

– Мы сделали им свое предложение! – Полковник ударил кулаком по столу. – Но эти парни слушают чужаков вроде этого Гулигана.

– Лонагана. Он ведет переговоры…

– Лонаган, Гулиган, Хулиган, вы знаете, о ком речь. Женщинам не понять, что это за бизнес. Сколько трудностей и опасностей. Сложная транспортировка. Постоянные сходы снега. Трусливые инвесторы. Мы пытаемся работать в невыносимых условиях. Десять тысяч футов над уровнем моря. Это же уму непостижимо!

– Неприятности – это мелкие камешки, сэр, – заявила я. – Так всегда говорит моя мать.

Полковник фыркнул.

– Неприятности начнутся у вас, если не перестанете водиться с людьми низкого сорта. Я надеялся на ваше благоразумие. Надеялся, что вы подскажете, где искать Джаспера. Его отец в растерянности. Если что-то услышите, обязательно скажите мне. Буду признателен.

Глава тридцать пятая

Никаких новостей. Температура упала. Ночью подмораживало, ветер смешивался со снегом. В эти темные недели конца октября Джордж Лонаган под разными предлогами заглядывал в «Рекорд» после очередной попытки переговоров с руководством. У него вошло в привычку врываться в дверь: колокольчик резко дребезжал, порывы ветра задували внутрь снежинки и ворошили бумаги на столе. Этот тарарам бил по нервам и терзал совесть притворщицы Сильви П., хранившей свой секрет.

– Приветствую вас, жрицы правды и справедливости! – Джордж стряхивал снег с ботинок.

– Вытри ноги, дикарь, – ворчала К. Т.

Лонаган тщательно, с преувеличенным вниманием вытирал подошвы каждого ботинка, не забывая зычно ругать погоду и своего врага полковника Боулза в одной фразе.

– Будьте прокляты холод и левое яйцо Боулза.

– Будьте прокляты холод и двуличное сердце Боулза.

– Будьте прокляты сырость и склизкая душонка полковника Боулза.

У нас был общий враг. Мне нравилось, как он называет полковника «сукиным сыном», боровом с песьей мордой, глистом, городским пижоном с голубой кровью, вероломно ведущим переговоры.

– Сегодня Боулз предложил профсоюзу воздух и в качестве бонуса дневной свет.

Между этими взрывами негодования он делал паузы и проверял, смеюсь ли я. Я смеялась.

– Ты обожаешь полковника Боулза, – заявлял он, чтобы подначить меня. – Считаешь его добрым малым.

– Вовсе нет! Он…

– Жополиз. Скажи: жополиз. Ты сможешь. Жопо… лиз.

– Ты вульгарен.

– А ты смеешься. Пойдем со мной, Сильви. Выпьем имбирного пива.

– Джордж, прошу тебя, – увиливала я. – Я тут пытаюсь кое-что напечатать.