Золочёные горы

Дэн Керриган сидел в палатке со значком «ОГА» на груди.

– Сильви! – Лицо его расплылось в улыбке. – Отрада для усталых глаз.

Добряк Дэн Керриган, друг моего отца. Не он ли избил до крови Калеба Грейди? И пошел за веревкой?

– Знаешь, ты выглядишь в точности как твой папа, – заметил он. – Только без бороды, конечно.

Папина борода. Гнездо для щеглов. Я сглотнула, почувствовав, что увлажнились глаза. Что бы мой отец подумал обо мне? О том, кого я выбрала.

– Нам очень пригодился бы здесь твой отец, в такие сложные дни, – с грустью сказал Керриган.

– У меня сообщение для мистера Лонагана, – хрипло сказала я.

Он махнул рукой в угол, где на койке мешком лежал мужчина.

– Просыпайся, босс. – Керриган резко свистнул. – Эй! К тебе здесь Сильви пришла.

Джордж присел в кровати, на лице остались вмятины от сна возле его жуткого шрама. Волосы растрепались, он заморгал и широко улыбнулся.

– Сильви Пеллетье, дорогая!

Я не поправила его. Не сказала ни слова о моей новой фамилии: миссис Паджетт. Только рассказала о том, что видела в Руби. «Пинкертоны», штрейкбрехеры, оружие. Он торопливо высунул свои длинные ноги из-под одеяла.

– Не меньше двадцати агентов, – докладывала я. – Охотятся за каким-то агитатором, Гулиганом. Это ты?

– Сукины дети.

Поднявшись, он заправил рубашку в брюки.

– Будь осторожен, Джордж.

Он посмотрел мне в глаза долгим взглядом, вынудив меня отвернуться.

– Везет как утопленнику, – пробормотал он полусонно. – Я собирался угостить тебя ужином и вином, спеть серенаду, продемонстрировать свои чудесные вокальные данные.

– У тебя есть вокальные данные? – улыбнулась я.

– Сладко поет ослик на рассвете дня, – запел Джордж детскую песенку. – Если его не кормить, он убежит от меня.

Он театрально положил ладонь на сердце.

– Как грустно, что приходится бежать сразу после твоего появления. Ты как прекрасный сон.

– Скорее кошмар, – заметила я. – «Пинкертоны» уже собрались на станции.

– Проклятье. Пойду поговорю с Боулзом. Посмотрим, может, удастся предотвратить его происки.

– Происки?

Наша любимая шутка. Я почувствовала укол в груди. Мне все еще нравился Джордж Лонаган. Слишком нравился.

– Происки! – Он шлепнул себя по бедру. – Вы заноза, Сильви Пеллетье.

Я была занозой. Застрявшей глубоко и причинявшей много неудобств.

Джордж с криками помчался на улицу. Кто-то забил тревогу, стуча по сковороде звонкой ложкой. Через несколько минут весь лагерь собрался в большой палатке. Все бастующие, мужчины с небритыми щеками и обвислыми усами, натянули шляпы со странными полями. Чаченко, Брюнеры и Меркандитти приветствовали меня как старого друга. Был там и желтоволосый румяный Кристе Болесон. Все взволнованно толпились. Я стояла в углу.

Керриган забрался на ящик и заговорил с толпой.

– Готовится налет, – сказал он. – Ходит слух, что они хотят поджечь лагерь.

– Это не слух, – сказала я слишком громко.

Все повернулись ко мне, и у меня не оставалось выбора. Дрожащим голосом я продолжила:

– Я видела целый вагон агентов, едущих из Руби, и слышала, что они говорили: они собираются сжечь палатки и выгнать всех из лагеря.

– Послушайте ее, – воскликнул Керриган. – Это наша Сильви Пеллетье. Француз был ее отцом. Мир его праху.

Но отец не покоился с миром. Он завладел мной. Его глаза смотрели из моих глазниц на лица присутствующих. Никто не останавливал меня, не просил замолчать.

– Они хотят подавить забастовку! Я работала в замке и подслушала их разговор. Будьте уверены: у Паджеттов есть хранилище с деньгами в банке Моргана. Вы заработали им эти деньги. Там хватит на всех. Не верьте, если вам скажут иначе.

Это не была сплачивающая и призывная речь миссис Джонс. Я только давала информацию, делала доклад. И все же толпа захлопала. Никто не подозревал, что с ними говорит миссис Паджетт: нанося вред самой себе и роя себе могилу. Я вышла из палатки, и меня стошнило за стопкой дров. Хотела бы я сказать, что таким образом из меня вылились остатки страха и трусости. Но это было бы ложью.

Пока Джордж мчался в город, чтобы предотвратить налет, бастующие поспешно строили баррикады. Они громоздили друг на друга камни и ящики, прислонив к ним опору повозки, чтобы заблокировать проход по дороге. Выставили дозоры. Температура падала по мере приближения заката. Меня трясло. Я проголодалась.

Запах костра миссис Брюнер привел меня к ее палатке. Она нянчила малыша и готовила на костре ужин. Светлые косы были оплетены вокруг головы.

– Wilkommen[115], Сильви!

Она настояла, чтобы я выпила чаю и взяла запеченную картофелину, и гордо отказалась от предложенного ей взамен ее доброты доллара. Я сунула его под горшок золотарника, стоявшего в центре стола, придавая уют. Мама тоже всегда так делала – создавала уют.

– Давайте я возьму малыша, – предложила я и надела перевязь, чтобы посадить на спину малыша Альберта. – Отдохните.

Она спала, пока я стирала в ведре грязный подгузник и играла с его сестренкой Кларой. Мы соорудили корону для ее тряпичной куклы из пучка травы.

– Как зовут твою куклу?

– Принцесса Ингеборга, – сказала Клара.