Золочёные горы

Лучшим из худшего было вернуться в Мунстоун. Сохранить деньги на случай срочного отъезда, если до него дойдет. Я оделась и спустилась в вестибюль, где попросила служащего об услуге: «Если мне сюда придет письмо или телеграмма, перешлите их, пожалуйста, в Мунстоун на имя Сильви Пеллетье». Я дала ему пять долларов в качестве поощрения и еще пятерку «на новый конверт и марки». Я не хотела, чтобы имя миссис Паджетт фигурировало в почтовой корреспонденции. Это могло вызвать вопросы, ответов на которые у меня не было.

К железнодорожной станции Руби подъехал поезд, направлявшийся в горы. Он шипел и извергал дым и был битком набит мужчинами с латунными звездами на лацканах и пистолетами у бедра. Агенты Пинкертона направлялись в Мунстоун. Я села в вагон и насчитала девятнадцать «пинкертонов», помимо скотоводов и фермеров, ехавших продавать яблоки и картофель. Также в поезде сидели семь мужчин в тонких пальто, с голодными глазами. Штрейкбрехеры из лагеря.

– Пропустите даму, – сказал один из парней.

Пока я шла по проходу, мужчины оценивающе поглядывали на меня. Наконец я нашла безопасное место рядом с веселой женщиной и ее милым щенком. Его звали Чаудер. Он тут же устроился у меня на коленях и млел от удовольствия, пока я почесывала у него за ушами.

– Вы ему очень понравились, – сказала моя компаньонка.

– Если бы любовь всегда была такой простой, как у собак, – вздохнула я.

– Чаудер – рэт-терьер, – сказала она. – Они ловят разных мелких грызунов.

– А он поможет справиться с нашествием этих крыс – «пинкертонов»? – прошептала я.

Она хмыкнула.

– Ха. Некоторые из этих мальчишек слишком любят свои пушки.

Они и вправду были мальчишками. У половины из них еще не отросли усы, но им придавала дерзости их форма. Поезд петлял вокруг горы, а они расхаживали вдоль рядов. Один из юнцов – с безвольным ртом и видом недоумка – громко хвастался:

– Мой дядюшка Гарри, знаете ли, – сам Гарольд Смит, он теперь здесь шериф. Да-да. Он знаменитый стрелок и пристрелит любого саботажника. Здесь видели этого агитатора, их главаря, Гулигана.

Лонагана?

– Дядя Гарри не терпит беспорядков. Просто сгонит их в кучу, как скот, и выставит вон.

Я услышала слова «срыв забастовки», имя полковника Боулза. Кто-то сказал:

– Спалим их к черту.

Вот-вот развернется ад.

– Где, ради всего святого, вы были, мисс? – спросила К. Т., когда я появилась в дверях.

– В Руби, – выпалила я, задыхаясь, и рассказала, сколько агентов Пинкертона насчитала в поезде и чем они собирались заняться.

Но я так и не рассказала ни ей, ни кому другому ни об истинной причине моей поездки, ни о смене своего статуса. Я теперь миссис, а не мисс.

– Они хотят подавить забастовку, – сказала я. – Готовится налет. Штрейкбрехеры…

– Мать честная! Думала, ты привезешь мне историю. А ты привезла с собой этих адских собак. Иди расскажи Лонагану.

– Джордж здесь? – То, как у меня внутри все подпрыгнуло, являлось свидетельством того, что мне не хотелось знать.

– Приехал вчера вечером. Утром искал тебя. Сходи-ка побыстрее наверх в лагерь и предупреди его.

Я не хотела идти к Собачьему Клыку и боялась увидеть Джорджа. Больше страшилась его острого взгляда, чем реакции на мое сообщение: «Все ужасно». В своем чулане я спрятала купюры в страницы Конрада, Дю Бойса и Диккенса. Потом зашнуровала ботинки и торопливо зашагала в горы. Пока я карабкалась наверх, успела успокоиться и наслаждалась красотой Золоченых гор в лучах солнца. Сияние золотистых осин и вкрапления зеленых сосен превращали холмы в бесконечное лоскутное одеяло, покрывавшее этот скалистый край. Прогулка отвлекла меня от событий последних дней. Они казались нереальными. И свадебные клятвы, и долгая ночь, и сумасшедшее утро, и письмо Джейса. Мой брак длился всего полдня и казался сном.

А вот палатки были реальностью: словно белые мошки лепились они к плоскому уступу. Реальностью был запах дыма от костров, где готовилась пища, звук топоров, рубивших дрова. На грязных дорожках царили шум и суета. Лев Чаченко скоблил шкуры. Его жена, сидя рядом, разделывала белку. Насвистывающий песенку мальчик чистил рыбу. Где же Джордж? Найди Лонагана. Внутри одной из палаток над тазом брился мужчина. Но не Джордж. В другой женщина строчила на швейной машинке: миссис Брюнер. Она окликнула меня по имени, но я торопилась дальше. Когда Джордж увидит меня, он поймет с первого взгляда: я вышла замуж. «За хозяина», – скажет он. И отвернется от меня, как от перебежчицы.

Я сама постелила ту постель, теперь мне в ней спать. Не стоит думать сейчас о постели. В большой профсоюзной палатке через холст пробивался призрачный свет. Вокруг по периметру стояли ящики с припасами. Консервы, мешки с картофелем. Уголь в жестяных ведрах. И еще длинный плоский ящик, из щелей которого торчала солома. Ружья? Значит, их не закопали, как советовала миссис Джонс. Мы хотим голосовать, а не стрелять. Я молилась о том, чтобы разум одержал в тот день верх. Но я видела «пинкертонов» в поезде и боялась, что получится иначе.