Мне показалось, что слово «муж» прозвучало фальшиво, словно я не имела на него права.
Он взял квитанцию, направился в заднюю комнату и вернулся с небольшим фланелевым мешочком. Из него на поднос выпало кольцо.
– Позвольте? – Он взял мою левую руку и с легкостью надел его на безымянный палец. – Идеально.
– Сколько я вам должна?
Он проверил квитанцию.
– Нисколько. Уплачено заранее.
– Спасибо, сэр.
Не веря происходящему, я вышла из магазина и застыла на тротуаре.
Когда я была маленькой, отец учил нас геологии: рассказывал, что алмазы получаются из угля – углерод долго-долго сжимается под грузом горных пород. Мы с братом брали куски черного антрацита и подкладывали под самые тяжелые булыжники, которые могли поднять, не осознавая, что понадобятся миллионы лет, прежде чем они превратятся в драгоценность. Мы думали, что когда-нибудь, вернувшись, найдем там алмаз.
Возникшее у меня желание было простым и совсем не блестящим. Сердце жаждало владеть чем-то, что нельзя украсть, уничтожить или похоронить. Что это, если не любовь? Возможность содержать себя. Кольцо было лишь реликвией,
– Прости, Джейс, – сказала я вслух и вернулась в магазин. – Если я захочу продать кольцо, сколько оно может стоить?
Он поднес его к свету и повертел, разглядывая в увеличительное стекло. Он снова оценил меня взглядом. Я видела, что он прикидывает причины продажи. Нужда? Развод? Кража?
– Двести долларов, – ответил наконец он. – Здесь примерно три карата.
– Если я решу продать его, вы купите?
– Возможно, – пожал он плечами. – Так вы его продаете?
– Триста долларов, – дерзко заявила я.
Он отсчитал мне наличность, а с нею я получила и независимость.
Возвращаясь домой на трамвае, я сошла у книжного магазина «Бриллиантовые шпоры». Зайдя, спросила, нет ли у них работы. Владельцу нужна была продавщица за пятьдесят центов в день. В течение недели я сняла комнату в пансионе для женщин миссис Дерозы. Миссис Дероза играла в гостиной на пианино и любила напевать жалобным голоском английские народные песни. «Увы, моя любовь». Увы, любви действительно не хватало, как кислорода на большой высоте, но мне надо было учиться жить без нее: ведь когда-то мои легкие привыкли дышать разреженным воздухом Золоченых гор.
К. Т. Редмонд подала иск против нескольких ответчиков из Мунстоуна с требованием вернуть имущество и возместить убытки, причиненные источнику ее средств к существованию. Через четыре месяца после ее вынужденного переселения, в июле 1909 года, я поехала вместе с ней в Гиннисон на судебное заседание. Адвокат Крамп вызывал свидетелей с того судьбоносного собрания в мунстоунском Масонском зале. Он также хотел узнать про наш арест, тюремное заключение и высылку. В дополнение к свидетельству К. Т. судья выслушал Дотти Викс и Хала Бринкерхоффа. Потом на свидетельское место пригласили меня и привели к присяге на Библии.
Господин Крамп попросил меня предъявить блокнот и прочитать из него вслух.
«Затем мистер Боулз сказал… Мистер Бакстер сказал…» Это цитирование длилось долго, и пока я говорила, ладони мои взмокли, а блокнот все время дрожал в руках. Я совершила ошибку, подняв глаза: в переднем ряду зала суда сидела Флори Фелпс, глядя на меня с презрением, сжатый рот ее превратился в тонкого розового червя. Я запнулась и замолчала.
– Продолжайте, – попросил адвокат.
Я совсем ослабла и с трудом сглатывала подкатывающую дурноту. Меня тошнило.
– Держись, милая, – прошептала с галереи Дотти.
Судья стукнул молотком, и я собрала волю в кулак и смогла продолжить. Голос мой набирал силу по мере того, как я излагала события, называя по очереди каждого из горожан. «Мистер Бакстер зачитал постановления. Миссис Фелпс раздала его экземпляры жителям. Мистер Пфистер силой отнял у меня реестр подписчиков. Мистер Смайли отвел нас в тюрьму».
Мне пришлось переживать все случившееся снова, пока наконец мне не позволили сесть на место.
– Что ж ты не рассказала о том, что написала в газетенке? – прошипела Флори Фелпс, побледнев от злости, когда я проходила мимо.
Полковник Боулз и другие защищались с видом оскорбленного достоинства, зачитывая клеветнические статьи из «Рекорд». Но судья отказался предъявлять присяжным выпуски газеты, даже посвященные лавине и разрушенной фабрике.
– Вам могут не нравиться статьи в газете, – заявил он. – Может не нравиться автор или редактор. Но эти статьи не имеют отношения к рассматриваемым деяниям.
Рассматриваемые деяния включали наше выселение и арест, разрушения, нанесенные редакции, порчу собственности. И самосуд, совершенный горожанами.