Золочёные горы

– Компания хочет выгнать вас из города, – сказала я К. Т. – Миссис Паджетт сказала, они обсуждали это на совещании.

– Что еще нового? – пожала она плечами.

– Ходят слухи, что герцог и графиня разводятся.

– В самом деле? – Она обожала скандалы.

– По мне, так пусть весь выводок Паджеттов сиганет в озеро, – пробормотала я.

– Надо же, ты сменила пластинку.

Моя новая пластинка с мелодией безразличия и злобы скрывала горькую правду: я перепутала уколы ревности с любовью. Сердце желает того, в чем ему отказывают: трудный урок. Я все еще не могла забыть Джейса, хоть временами и ненавидела, и все еще надеялась, что Карамелька бросит его, как и говорила Инга. Я теребила в руках старый платок с инициалами Джей-Си, хотя эти буквы говорили лишь об утраченной любви. Но и утраченная любовь остается любовью.

Через несколько дней К. Т. объявила о результатах своего расследования:

– Наша леди Щедрость, говорят, завела роман с инструктором по верховой езде.

Я вспомнила Седрика в его комичных брюках галифе.

– Быть не может, – заявила я.

– Или это был английский дипломат, или брокер из Нью-Йорка. А возможно, и все трое. Герцог решил умыть руки и отделаться от нее.

СЮЗИ СООБЩАЕТ:

Миссис Ингеборга Лафолетт де Шасси Паджетт, известная среди местных как леди Щедрость, не останется на лето в особняке «Лосиный рог». Сообщают, что она поедет путешествовать по Европе, но не в сопровождении мужа и без своего бедного маленького пуделя, чьи ужимки так забавляли жителей прошлым летом, когда она ездила по городу по своим самаритянским делам. Бедный Бизу отправился в собачий рай. Сюзи выражает искренние соболезнования в связи с потерей преданного друга.

– Какая вы злая, – заметила я. – Она любила этого пса. Мне ее жаль.

– Жаль? – переспросила она. – Я волнуюсь за тебя, Пеллетье. Как у тебя из всех людей на свете может остаться сочувствие к этой породе? Подумай, сколько всего я могла бы написать. Слухи о банкротстве. Развод. Его черный сын. Финансовое мошенничество. Моя колонка – образец сдержанности. Ей стоит меня поблагодарить.

– Черный сын? – удивилась я. – О чем вы говорите? И это был не пудель, а шипперке.

– Ох, – моя начальница хлопнула себя по лбу в притворном раскаянии. – Шипперке. Спасибо, я внесу исправления. Ты не знала, что тот парень-негр, повар на «Рассвете», – его сын?

Глава двадцать пятая

– Чей сын? – влез в разговор Джордж Лонаган.

Он придерживал дверь для старушки с птичьими глазками, одетой в черное, с белым кружевным воротником вокруг шеи. Он прислуживал ей, словно это была миссис Астор.

– Дамы. Хочу вам кое-кого представить.

Ее можно было можно было накрыть чашкой, такая она была махонькая. Порыв ветра мог унести ее прочь, прямо в облака. Волосы ее напоминали белый хлопковый пух. Хотелось вынуть из них шпильки и помять их пальцами.

– Это миссис Джонс, – представил ее Лонаган.

Она воззрилась на нас сквозь стекла круглых очков и глубоко вдохнула.

– Обожаю запах типографской краски! – сказала она с ирландским акцентом. – Вы знаете, что я однажды напечатала газету? Я напечатала «Призыв к разуму», и призываю к нему до сих пор. Вы, дамы, печатаете правду? Мне говорили, что да. Снимаю шляпу. Ведь говорить правду трудно. Никому она не нужна. Людей трудно разбудить. В них много глупости. Нам надо добраться до газет.

– До одной вы уже добрались, – сказала К. Т. – Спасибо, что проделали такой долгий путь.

– Я уже находилась в Колорадо, навещала моих мальчиков в угольных шахтах господина Рокфеллера в Тринидаде. И подумала, почему не заехать?

– Я в восторге от встречи с вами.

– А я буду в восторге, если смогу дать отдых ногам возле вашей печи на несколько минут. Вы знаете, что мне восемьдесят два года? Я проехала тысячу миль и съела всего одну корку хлеба со вторника, но мне много и не надо. Не утруждайте себя.

– У нас найдется для вас горячая еда, матушка, – сказал Джордж.

Эта старуха была матерью Лонагана? Я искала схожие черты в морщинках ее лица и веселых глазах.

– А наверху для вас найдется постель, – сказал он ей. И, как хороший сын, отнес туда ее сумку.

– Постель – это роскошь, Джордж, милый. Я спала на камнях и каменном полу тюрем, и буду делать это снова, прежде чем сойду в могилу. Я готова на это ради моих парней.

– Матушка, вы святая.

– Скажите об этом президенту. Он называет меня угрозой.

К. Т. отвела миссис Джонс наверх. Джордж закурил и взгромоздился в углу возле типографского стола, пока я сортировала шрифты. Мне было приятно видеть его.

– Как мило, что вы путешествуете со своей матерью, – заметила я.

– Ха! Она мне не мать. Это великая матушка Мэри Харрис Джонс.