Золочёные горы

На следующий день еще до рассвета меня обрадовало появление Джорджа: он ждал у дверей редакции возле повозки Дженкинса. Миссис Джонс спустилась в полной готовности, надев шляпу.

– Лучше начать до того, как «пинкертоны» пронюхают, что миссис Угроза здесь, – сказал Джордж.

Мы загрузили листовки и экземпляры газеты.

– Я поеду встретиться с парнями на фабрике, – сказал Джордж. – Присоединюсь позже.

– Привези ту женщину-репортера, – попросила миссис Джонс.

– Ты поедешь вместе с ней, – он улыбнулся мне, театрально сняв шляпу.

– Делай заметки! – помахала нам вслед К. Т. и вернулась в постель.

Наши фонари отбрасывали длинные тени на горы. Миссис Джонс похлопала меня по руке и завела разговор:

– Джордж рассказал мне, что ты потеряла отца при взрыве.

– Да.

– Вот что я скажу тебе: в шахтах Колорадо случается больше травм и смертей, чем где бы то ни было в мире. Они убили твоего отца, а потом вышвырнули вас под дулами пистолетов. Обошлись хуже, чем с собаками. Как поживает твоя бедная храбрая матушка?

– Она увезла братьев назад на Восток, – ответила я, почувствовав острую тоску.

Миссис Джонс зацокала языком и начала выспрашивать меня, мастерски выуживая информацию:

– Какое ты получила образование? Каковы твои амбиции? Откуда ты родом?

Она рассказала мне, что эмигрировала из Ирландии в Канаду.

– Мои родные были бедными и несчастными, как и твои. Даже хуже! Не умели читать и писать. – Мы ехали вслед за солнцем, поднимавшимся над Золочеными горами, а она сочувственно положила ладонь мне на плечо, вспомнив о собственных горестях. – Я потеряла семью в Теннесси. Мы пережили похожую боль.

– О, миссис Джонс, – воскликнула я. – Мне так жаль.

– Нельзя горевать долго, – сказала она. – Мы молимся за мертвых, но отчаянно боремся за живых. Сегодня мы привезем в горы трубы, чтобы дать этим парням шанс в борьбе.

– Я бы на это не рассчитывал, – заметил Дженкинс.

– Если вы восстанете против этих жирных толстосумов и их цепных псов, – возразила миссис Джонс, – если встанете бок о бок со своими братьями и сестрами, вы одержите верх.

Мы медленно забирались вверх по слону. Птицы порхали в кустарниках: перистые белокрылки и серые большеклювики. Это я придумала им такие названия. Трудяги и певчие пташки, как и люди. Солнце отражалось от драгоценных вкраплений в скалах. Миссис Джонс вдыхала полные легкие воздуха и осматривалась. Мы заметили крышу «Лосиного рога» внизу, и это зрелище наполнило меня горечью.

– А ты знала, – сказала миссис Джонс, показывая рукой вниз, – что построить дворец вашего местного царька Паджетта обошлось в два миллиона долларов? Целое состояние, потраченное на красное дерево и позолоту. А еще он стоил жизни трем работягам, чьи имена давно позабыты, зато имя Паджетта увековечено на стенах зданий университетов. Он называет это филантропией.

– Дом очень элегантный, – заметила я, все еще восхищаясь особняком. – Я там работала.

– Тебя прельщает роскошь, моя милая? – Она похлопала меня по колену. – Она прельщает нас всех. Но роскошь превращает людей в рабов. Не забывай об этом. Рай богатых зиждется на аде для бедных. Я предпочитаю другую дорогу: приветствия товарищей и дыхание свободы. Поддайся я искушению роскоши, вероятно, утратила бы саму себя.

Утратила ли я себя? Предложи мне кто-нибудь истинную роскошь, я бы, несомненно, поддалась искушению.

– У Паджетта и его собратьев по пиратскому цеху Рокфеллера и Гулда у каждого больше денег в банке, чем половина всей казны США! А теперь посмотри туда.

Она указала рукой на обочину путей, где повсюду как подснежники были раскиданы белые палатки.

– Это убожество компания Паджетта называет бесплатным жильем. Вот в каких роскошных условиях обитают рабочие карьера и железной дороги. Не защищенные от разгула стихий, не знающие, куда преклонить голову ночью. Их заставят жить в этом поселке даже зимой. Остановите-ка повозку на минуту.

Миссис Джонс соскочила. Мужчины, работавшие на путях, сняли свои островерхие соломенные шляпы, увидев ее приближение.

– Приходите завтра вечером, – сказала она им. – Все вы, парни. Вылезайте из палаток и готовьтесь к битве.

Она вынула листовки и раздала им. Один из парней перевел текст на язык, звучавший для моего уха ужасно странно. Рабочие расплылись в улыбках, стали благодарить по-иностранному, покачиваясь и кланяясь. Дженкинс уставился на них во все глаза. И я тоже. Удивительно, когда встречаешь у своего порога людей со всего света. Может, однажды я объеду весь мир, как Нелли Блай, и стану известной, описав свои приключения для газет.

– Приходите на собрание! – крикнула миссис Джонс, когда мы стали удаляться от рабочих.

– Неа, матушка, зачем нам эти китаезы и другие инострашки, – заявил Дженкинс.

– Прошу прощения? – уставилась на него миссис Джонс.

Я не стала пояснять его бормотание, она поняла все без труда.