Золоченые

– На занятиях по болевой стратегии кармоко Тандиве научила меня читать, а потом предугадывать ходы врага, – продолжаю я, без усилий швыряя его о пол.

Император разевает рот, его зубы окрасились кровью.

– Как ты…

– А кармоко Кальдерис преподала самый важный урок, – перебиваю его шепотом на ухо. – Как узнать собственную адскую броню, когда ее замаскировали под другой предмет, – и я срываю с него корону.

Император пятится, в его глазах вспыхивает ужас.

– Нет, ты не могла…

Смеюсь в горьком веселье.

– Ты и правда думал, что я не замечу на тебе корону из моей собственной крови? Спасибо тебе за это. Она заставила меня осознать кое-что важное.

Император исчезает, но я ничуть не беспокоюсь.

– Стоять, – приказываю я, когда он появляется позади меня, а потом опускаю руки вниз, одновременно с жестом выталкивая энергию.

Металл падает на пол – броня звонко сталкивается с камнем. Поворачиваюсь и вижу, что император уже стоит на коленях, глядя на меня со страхом и ненавистью.

– Знаешь, – негромко произношу я, – мне больше не нужно использовать свой дар, чтобы повелевать другими. Они сделают, как я им скажу.

Я приставляю к его шее меч, а потом обращаюсь к сражающимся в центре зала.

– Джату! – кричу я. – Сложить оружие – или император умрет! СЕЙЧАС ЖЕ!

Приказ эхом разносится по залу. Едва джату видят императора на коленях и мой клинок у его горла, они в шоке перестают сражаться.

Тыкаю императора кончиком меча, и он пучит глаза от ярости.

– Прекрати немедленно, – шипит он. – Прекрати, противоестественная ты сука!

– Противоестественная? Сука? – усмехаюсь. – Раньше эти слова потрясали меня до глубины души, ранили, а теперь нет, спасибо тебе и тебе подобным. – Я снова тычу в него клинком. – Прикажи джату бросить оружие и встать на колени. Велела бы сама, но смертовизгов это тоже зацепит.

Император непокорно отворачивается.

– Приказывай, кому сказала! – рычу я.

– Бросить оружие! На колени! – немедленно кричит он.

Медленно, но верно джату подчиняются. Алаки и смертовизги тут же забирают мечи, чтобы джату больше ими не воспользовались. В считаные мгновения они оказываются лишенными и оружия, и брони.

– Что ж, у тебя тут, как погляжу, все под контролем, – произносит знакомый голос.

Поднимаю взгляд и вижу у входа в зал Белорукую, а рядом с ней близнецов-эквусов и Белкалис.

– Белорукая! Белкалис! – выдыхаю я с облегчением. – Вы целы!

– Разумеется. – Белорукая поворачивается к своим эквусам: – Взять императора.

– С удовольствием, – отзываются Брайма и Масайма.

Они подходят к императору и, хихикая, вздергивают его вверх, он так и остается с поджатыми ногами, как я приказала. Возможно, на истинных джату мой голос действует даже лучше, чем на алаки и смертовизгов.

– Пойдем-пойдем, непослушный джату, – насмехаются эквусы, унося его прочь.

Как только он оказывается у них в руках, я бросаюсь к Иксе. Он все еще висит на стене, истекая кровью из ран.

«Дека…» – зовет он, слабо тыкая меня носом, пока я вырываю удерживающие его на месте стрелы. Они легко и покорно двигаются под моими пальцами, отзываясь на божественную кровь в моих венах.

– Прости, Икса… прости, прости, пожалуйста, – шепчу я, поглаживая его.

На нем столько ран, я не знаю что делать.

– Почему бы тебе не пролить для него крови? – предлагает Белорукая, приближаясь. – Это поможет его исцелению.

Поспешно делаю, как она говорит, и протягиваю Иксе руку. Он присасывается, и спустя считаные мгновения раны на его крыльях затягиваются. Облегчение накатывает волной. Он исцеляется, как и сказала Белорукая.

Как только Икса полностью оправляется, она протягивает мне маленький золотой кинжал, поблескивающий на тусклом свету.

– Пора, – говорит она, кивая в сторону богинь.

Кивнув, я глубоко вздыхаю.

Наконец настал час исполнить мое предназначение.

* * *

Вблизи богини выглядят гораздо больше, чем издалека. Моя макушка достигает им лишь до ступней, а на одном лишь божественном пальце я вполне могла бы встать. Не представляю, что однажды по Отере бродили подобные существа.

Подхожу к первой, мудрой южанке – ее звали Анок. Пока я исцелялась, Белорукая поведала мне все о богинях – об их жизнях, об их характерах. Анок была самой хитроумной. Вполне справедливо, поскольку именно она породила саму Белорукую.

Теперь чутье нашептывает мне все, что нужно, чтобы завершить пробуждение. Я вонзаю кинжал в ладонь, жду, пока в ней соберется золото. Затем – как мне предстоит сделать каждой – я натираю им ступни Анок.

– Мать Анок, – шепчу я. – Восстань.

Тело богини подрагивает. Я не уверена, не разыгралось ли у меня воображение, но надеюсь, что все взаправду.

Перехожу к следующей, нежной северянке по имени Беда. Белорукая рассказывала, что она была доброй душой, любившей зелень и выращивать всякое.

– Мать Беда, – зову я, втирая кровь в ее одежды. – Восстань.

На этот раз, когда они трепещут, я уже знаю, что мне не мерещится.

– Мать Хуэй Ли, – шепчу я воительнице востока, самой сварливой из четверых, если верить Белорукой. – Восстань.

Я размазываю кровь по перистым крыльям, торчащим из ее спины.

И снова дрожь.