Золоченые

Слышу удар – низкий свистящий звук, – и лишь потом вижу, как тяжелая рукоять взрезается в спину Белкалис. Та глухо хрипит, задыхается, рухнув на пол. Из рассеченной кожи струится золотистая кровь. Воздух застревает у меня в горле. Это не просто палка, это рунгу – метательная дубинка. Я видела такую в действии, когда отец упражнялся с ней и многим другим оружием, которое сохранил со времен военной службы. У его рунгу, однако, на утяжеленном конце нет зазубрин, что впиваются в плоть и кровь.

Так вот как нас будут держать в узде.

Матрона опускает ногу на спину Белкалис, сильней вжимает ее в пол. Девушка рычит от боли, но матрона не двигается с места. Просто ухмыляется и смотрит сверху вниз ледяным взглядом.

– Наглая скотина, – фыркает женщина и вырывает рунгу обратно.

Зажимаю руками рот, желудок сжимается – в воздух взлетают капли золотой крови. Вид ее тошнотворен, но то, что под ней, куда хуже. Месиво шрамов, покрывающих спину Белкалис так густо, что зазубрины не сумели пробить их полностью. Теперь я понимаю, почему она так дерзка, почему не отступает, когда ей угрожают властью. Она привыкла, что ее избивают, пускают ей кровь, даже морят голодом. Торчащие ребра, острые позвонки, отстраненное выражение лица – все это рассказывает историю, полную невообразимого ужаса.

Неужели именно так я выглядела в подвале? Отстраненно, покорно судьбе?

Матрона теряет терпение. Она снова поглаживает рунгу.

– Не будешь слушаться, алаки? – издевается она. – Не пойдешь по указанному пути? Тогда, полагаю, придется тебя по нему прогнать.

Матрона вскидывает дубинку, и Белкалис отшатывается.

Движение выходит изломанным, уродливым.

– Нет! – охаю я, не успевая одернуть себя. – Прошу, не бейте!

Матрона поворачивается с ледяным весельем.

– Что это? У смутьянки есть подружка.

Оставив Белкалис, она подходит ко мне. Теперь ее лицо совсем близко – квадратная суровая челюсть, тонкий хищный нос. Под сведенными бровями поблескивают крошечные глазки.

– Есть в тебе что-то знакомое, – бормочет матрона. – Мы уже встречались?

Я качаю головой.

– Открой ротик и подай голос, алаки.

От ужаса пересыхает в горле, но я чудом нахожу силы сглотнуть.

– Нет, – сиплю я. – Мы никогда не встречались.

Матрона хмыкает.

– Что ж, ладно, – произносит она. – Итак, ты что-то хотела сказать о подруге. Повтори-ка?

Бросаю быстрый взгляд на золото, змеящееся по камню. Помню ту кровь, помню, как она растекалась вокруг меня в подвале…

– Не бейте… пожалуйста, – шепчу я.

Снова сглатываю, чтобы отогнать темноту. Матрона шагает еще ближе, поглаживает меня по шее тяжелым концом рунгу. В крошечных глазках вспыхивают огоньки, когда она замечает, как я вздрагиваю из-за зазубрин.

– Не хотела вас оскорбить, – хриплю, – просто сказать, что Белкалис очень… праведна. Она не привыкла обнажаться рядом с другими.

– Праведна? – хохочет матрона над моей ложью. – Как будто Ойомо обратит Свой взор на хоть одну из вас, адских тварей.

Вздрагиваю теперь от оскорбления, а матрона оборачивается к Белкалис, кривит губы в тонкой ухмылке.

– А ты… так, значит, тебя зовут Белкалис. Полезно знать.

Та бросает злобный взгляд с другого конца комнаты, и меня охватывает тревога. «Я не хотела!» – пытаюсь объяснить ей глазами.

Матрона возвращается к Белкалис, но путь ей преграждает почтительно склонившая голову помощница.

– Матрона Назра, близится час. Тебя ожидают кармо́ко.

Назра фыркает.

– Так и быть. Убедитесь, что все девочки вымыты, особенно эта, – указывает она на Белкалис. – И всех побрить как следует. В Варту-Бера не будет вшей! – рявкает она уже на пороге.

Затем заговорившая помощница поворачивается к нам:

– Мойтесь поживее. Времени все меньше. – Она направляет вторую помощницу к Белкалис. – Отведи ее в отдельную комнату. Не потерплю проклятого золота в воде.

Та кланяется.

– Да, госпожа, – отзывается она, выпроваживая Белкалис.

Когда они проходят мимо, Белкалис ловит мой взгляд.

– В следующий раз, как захочешь мне помочь – не помогай, – шипит она.

С этим ее уводят, и остальные девчонки, включая меня, опускаются в воду. Третья помощница подходит с бритвой и скоблит мне голову. Стараюсь не смотреть, как падают вьющиеся черные пряди, стараюсь не поддаться слезам, что наворачиваются на глаза. Даже не знаю, что теперь думать. Изнурение, эмоции, позолота… все хлещет через край, сбивает с толку.

Но я все переживу, строго напоминаю я себе. Переживу и это, что бы ни случилось дальше.

Ойомо, помоги мне вытерпеть.

10

Меньше чем через час я вымыта и одета в колючее зеленое облачение и кожаные сандалии. А еще я лишилась волос, как и все остальные. Если меня и терзали сомнения по поводу моего нового статуса, то они исчезли в тот самый момент, когда мои волосы бросили в печь, словно они ничего не значили. Безграничные Мудрости гласят: волосы для женщины – ее величайшая гордость, источник красоты и женственности.

Теперь ни у одной из нас волос не осталось.