Золотая хозяйка Липовой горы

В путь флотилия отправилась весной 454 года. Как и планировалось, к осени без больших потерь добрались до устья Танаиса – нынешнего Дона, где, заплатив положенную дань местному племени, перезимовали, а после прохода вешних вод двинулись вверх по течению. На Волгу перебрались волоком и к началу осени вошли в Кемь, нынешнюю Каму. Здесь, встретив недружелюбный приём, решили не останавливаться на зимовку и идти дальше до самого ледостава. Судя по всему, им следовало держаться левых притоков, уходящих в сторону их родины. Так они и вошли в Чусовую, только вот, поднявшись до устья Сильвы (тогда – Сельвуны), угры совершили ошибку. Много позже здесь так же сбился с пути и Ермак. Направляющийся в Сибирь атаман, оказавшись на распутье двух одинаково широких рек, повёл свои суда по правому руслу и через какое-то время понял, что идёт не по Чусовой, а по её притоку. Пришлось ему зимовать на Кунгурском городище да возвращаться. Угры же, оказавшись в такой ситуации, решили обосноваться на берегах Сельвуны, посчитав, что сюда их привело провидение Вальги…

– Везде-то вы были, Лев Николаевич… А вот почему музей не посетили? – спросил я, вспомнив об оружии, найденном Журавлём на берегах той самой Сельвуны – Сильвы.

Этот вопрос меня и в самом деле занимал: в конце концов, местный музей находился буквально за моим огородом, на соседней улице.

– Думаете, я не пытался? Пытался! – воскликнул Лев Николаевич. – Но там один раз было закрыто, хотя дело было днём, другой – снова замок и объявление: «Идёт ремонт». Этот музей… вообще работает когда-нибудь?

Я расхохотался и набрал номер музейной смотрительницы.

– Вам просто не повезло, – пояснил я ему. – Лето – не сезон, да и вообще, надо признаться, экскурсанты не рвутся в наш музей. Особо рассматривать там нечего, и, извините, Венеры Милосской среди экспонатов не имеется.

Обретение Богини

Чекур, чья лошадь на полкорпуса была впереди следовавших за ним телохранителей, во главе своего воинства въезжал в только что захваченный гуннами город. С неширокими улицами из примыкающих друг к другу фасадами добротных каменных домов, он расположился на двух возвышающихся над долиной холмах. На подступах к этим холмам лежали тела защитников города вперемешку с поверженными гуннами.

Названия города Чекур не знал и не пытался узнать. Его личная география состояла из количества потерь и трофеев: «Город, под которым остались лежать воины числом три руки» или «где добыли большое серебряное блюдо, полное золотых монет и кувшин сапферосов». У самого Аттилы и большинства его подданных в чести было только золото. Камни же, пусть и хорошей огранки, особо не ценили. Так, за пару золотых монет можно было выменять пригоршню ярко-красных сардаров. Для Чекура же материальная ценность трофеев, конечно, имела значение, но блеск «солнечного» металла не шёл в сравнение с игрой кровавых камней, схожих прозрачностью с божественной росой адамитов, синих, как зимнее ясное небо, сапферосов, одного цвета с весенней степью зоморродами… Золото отливало смертью, камни таили в себе жизнь. Чекур мог долгое время перебирать их, разглядывать на свет, просто держать в руках, замирая в одной позе с закрытыми глазами, словно прислушиваясь к чему-то.