— Да, — с некоторым раздражением сказал Рагдай, — а ещё она сказала тебе, чтоб об этих вещах не рассказывать каждому встречному дереву и ещё что красть её вещи нехорошо. Зачем воду Матери Матерей украли? Тогда в Журавницах, после битвы у Медведь горы?
— Той водой и спаслись, — Эйнар насупился, упрямо наклонил голову, — там настоящий был Рагнарёк — гибель богов.
— Ну да, вы ж его и устроили. Думаешь, я не помню. — Рагдай разозлённо топнул ногой. — А у Вишены от этой воды бок вправо не гнётся — кожа там выросла твёрдая, как ноготь. Можно без кольчуги биться.
— Вишена — берсерк, — буркнул Эйнар.
— Берсерк, конечно! — передразнил его Рагдай и, вдруг успокоившись, добавил: — Прекрати свои россказни, Эйнар. Тошно. То про Рагнарёк у Медведь горы говоришь, то про то, как я с женой Одина чуть не обручился, про то, как мы все вместе в Вуке Дракона Ёрмунганда во дворце маркграфа Гатеуса убили. Не надо, во имя всех богов. Меня не вплетай в свои сказки.
Эйнар обиженно отвернулся:
— Ацур вон про Хрульфа из Тагода и про походы вдоль Ледяных островов говорит, ему не зазорно, а мне почему должно молчать о подвигах в Тёмной Земле? Вечно ты меня словом притесняешь.
— Я? — изумился Рагдай, развёл руками, затем скрестил их на груди. — Я притесняю тебя словом, Эйнар? А кто рассказал стреблянам сагу о том, что кудесник Рагдай стал кровным братом императора Ираклия и за это персидский шах Хосрой объявил меня своим врагом, выкрав во время осады Константинополя, а я из плена бежал и украл у Хосроя Книгу мудрости, написанную Александром Великим, которая стоит всех богатств мира. Ну, хорошо это?
— Хорошо, — непринуждённо кивнул Эйнар, ковыряя ногтем в ухе.
— Ага. А то, что в моих пожитках уже два раза после этого рылись, искали… Украли книгу Шестокрыл на иудейском языке. Хорошо хоть потом подбросили. — Рагдай покачал головой. — Прошу, Эйнар, не надо. Иначе… Иначе превратишься в медведя или…
— Ясно. Не буду. — Эйнар закусил губу и немного подался в сторону от Рагдая.
За их спинами затрещал кустарник, послышался шорох. Хлопая крыльями, бестолково заметалась сойка. С сопением и проклятиями с утёса на тропу спустились Беляк и Дубень. Лица их были распухшими и помятыми, как после долгого сна. Оба были при щитах, луках, сулицах, мечах и в панцирях, запачканные землёй и травяным соком. Они подозрительно покосились на Рагдая и, проворчав что то о смене и том, что негоже старшим дружинникам князя с полуночи до полудня сидеть в дозоре не евши, не пивши, побрели через поток к орешнику, откуда тянуло горячей похлёбкой.
— Приглядите, что тут, как, — сказал в никуда Дубень, щупая перед собой дно.
— Ага. Пока смена будет, — поддакнул ему Беляк.
— Лежебоки — одно на уме — спать да жрать, — сказал по варяжски Ацур им вслед. — Куда только глаза Семика и Стовова глядят.
Некоторое время все сидели молча. Рагдай глядел на воду.
Эйнар дремал, подставив солнцу обветренное лицо, Ацур сосредоточенно ковырял травинкой между зубами и цокал языком. Слабый ветерок неуверенно ощупывал бурьян у развилки тропы. Другой ветер, более сильный, гнал над рекой бесформенные серые лохмотья облаков; они беспорядочно цеплялись друг за друга, жались к самым утёсам и верхушкам лесных холмов на востоке. Ещё один ветер, мощный и яростный, злобно завывая в ущелье Моравских Ворот, гудел в скалах. Он доносил шум ручьёв и крохотных водопадов, питающих Одру.
Было свежо и одновременно жарко. Рой молодых стрекоз, мух, жуков, первых бабочек вился над зарослями. Чижи, ласточки то и дело стремительно проносились средь них, охотясь и одновременно играя между собой.
Совсем неподалёку ревел тур, призывая подругу и соперника к брачному поединку. Где то, около запрятанных в чащобу ладей, постанывали кони, квохтали куры и слышались обрывки зычной брани Стовова:
— Дурень… ушли! Посмел… обратно! Удушу… Даждьбогом!
— Ладри то где? — забеспокоился вдруг Ацур, оглядываясь. — Долго нет.
— Перепугался, — не открывая глаз сказал Эйнар. — А вот интересно, этих пленных полоков, что привел из за холмов Резняк, Стовов с собой возьмёт или отпустит?
— Отпустит, — нехотя ответил Рагдай.
— А когда Хитрок вернется с Маницы пустой, мы куда двинемся, к Мораве или обратно к Вуку?
— К Мораве.
— А как же наша ладья? — Эйнар испытующе уставился на Рагдая. — Что, бросить тут, полокам?
— Можешь забрать её с собой через горы, — покосился на варяга Рагдай. — Забирай.
— Ладья то какая. — Тот горестно потянул носом. — Дубовая. Ещё Гердрика ладья. Славная, клянусь Хрингхорном, за столько походов и зим ни гнили, ни трещин. Немного потупела под ветром, но устойчива, словно плот. И прочная. Помню в битве, близь устья Жиронды, мы носом прямо в борт франконской галеры вошли. Как в козий сыр. Жара была. Вишена тогда вместе с Терном и Свивельдом прыгнули вперед.
— Где Ладри? Клянусь Одином, это подозрительно. — Ацур решительно поднялся, толкнул в плечо Эйнара. — Он ушёл без одежды, без ножа. Нужно его найти.