Золотая лоция

— Не нужно было его так сильно стращать, Ацур. — Эйнар неохотно встал, нацепил на пояс меч. — Кто решил его в реке топить, кто начал в его дух камнями кидать?

— Пойдем, Эйнар, найдём его. Ради всех богов. Беспокойно мне, — хмуро сказал Ацур. — Ты пойдёшь с нами, Рагдай?

— Пойду. Вместе потешались, вместе будем искать.

— Хорошо. — Ацур разложил рубаху мальчика, положил на неё нож, ремень, короткий шерстяной плащ, мешочек, обшитый янтарными пластинами, маленькую деревянную фигурку спящего Одина на кожаном ремешке, турий рог для питья и скатал всё это в один куль. — Вот, всё… — Он со странной тоской глянул на Эйнара. Тот отвернулся, вздохнул:

— Ты и впрямь, Ацур, словно отец ему стал. Я однажды от своего отца в реку нырнул, допёк его, с хворостиной он гнался. Нырнул и незаметно за бобровой хаткой вынырнул. И там сидел долго. До вечера. Вот у отца моего такие же глаза были, когда он с факелом вечером шестом дно прощупывал. Тело моё искал. Богов просил, лишь бы вернули меня цверги речные. Я утром к нему пришёл, а он меня связал и палкой так избил, что до сих пор колено ноет. Клянусь Фрейей, глаза у него были тогда как у Хейды. А вот ещё был случай, Вольквин рассказывал… — Договорить Эйнару не пришлось, с той стороны, где тропа несколько отдалялась от берега и раздваивалась, под отвесной стеной утёса возник шум, словно сдвинулся с места кустарник, послышался сдавленный крик, звякнул металл, брякнула сбруя и отчётливо ударили о камни кованые копыта. Взлетело несколько чёрных дроздов без клёкота, закружили, ринулись прочь.

Все трое, Рагдай, Эйнар и Ацур, одновременно развернулись в ту сторону.

— Там же Ладри… — тихо сказал Ацур, впиваясь взглядом в кустарник за утёсом. — Это он кричал, клянусь Одином, его голос!

— Может, это Хитрок вернулся до срока, — так же тихо ответил Эйнар, но по его лицу было ясно, что он сам в это не верит.

— Это полоки, моравы, может, люди Само, — озабоченно сказал Рагдай, оглядываясь, напряжённо соизмеряя расстояние до противоположного берега Одры и возможное расстояние, которое предстояло пройти неизвестным всадникам до того мгновения, как им откроется вид на этот участок тропы и берег под утёсом. — Если так, то они могли захватить Ладри… Так или нет, но это всадники. Воины. Кто ещё может днём ездить свободно в местах, где идёт война.

— Нужно скорее перейти реку и упредить Стовова. — Эйнар схватил Рагдая за плащ. — Скорее!

— Не успеть. Они увидят наши спины. Спины отходящих людей с оружием. Что они сделают? Пустят стрелы, пойдут следом и обнаружат стан и ладьи… А сколько их, идут ли за ними ещё и кто они? — Рагдай сбросил с себя руку Эйнара. — Мы не будем нападать на них, не потребуем вернуть Ладри. Если он жив, это может его погубить, если нет, то это не поможет вовсе. Клянусь всеми богами, Ацур. Нужно так: Эйнар, иди через реку, как росомаха, как рыба за травой, за камнями, таись, как Локи. Зови всех к оружию. Ты, Ацур, брось меч подле себя в траву. Сядь. Мы путники. Будем их держать беседой как сможем долго. Во имя всех богов! — Лицо Рагдая сделалось вдруг морщинистым, утомлённым, он ссутулился, робкими глазами оглядел свой плащ, нашёл его недостаточно грязным, быстро зачерпнув ладонью жирную грязь, размазал её по плечам и подолу. Ацур уже сидел в сухой траве подле тропы, баюкал на руках куль с пожитками Ладри, и только Эйнар всё стоял подле, наполовину вытянув из ножен меч.

— Я останусь. Никто не сможет потом сказать, что Эйнар оставил соратников в битве.

— Ещё нет никакой битвы. Ступай, от твоей сноровки зависят наши жизни. Ну! Иди, если не хочешь, чтоб я упросил потом валькирию не забирать тебя в чудесную Валгаллу. — Рагдай, устроив свой меч так, чтоб он не оттопыривал плащ, подступил к Эйнару.

— Я и так уже заслужил место средь эйнхериев в Валгалле и не тебе… — начал напыщенно Эйнар, но кудесник, переменившись в лице, молниеносно подавшись всем телом вперёд и поставив на уровне груди локоть, толкнул варяга к воде, сшиб его с ног, на мгновение переменив лицо своё в маску смерти. Эйнар упал на четвереньки, да так, что клацнули зубы.

— У у, чёрная сила, опять притеснил меня. — Однако он понял — происходит что то очень опасное и, не став выяснять отношения с кудесником, ринулся в реку.