Вторя им, снова раздался речной гром. Это полностью вскрылся Стоход. Там, где он впадал в Нерль, встретился лёд двух рек, возник грохочущий хаос льда. Сдвинулись со своих мест, вмёрзшие деревья, валуны, кустарник, камыш. Вороны кружили над берегом, как над полем битвы. Выглянуло солнце, и мир, а больше ледяной туман, засиял радужными красками надежды и весны.
Глава вторая ПОХОД НА ЗАПАД
Стовов проснулся от того, что нестерпимо чесался нос, или ему казалось, что чесался нос, и это ощущение было нестерпимым. Последние обрывки сна продолжали еще витать перед закрытыми глазами, и дедич с копьём, ударяющий ему в незащищенную панцирем подмышку, всё никак от него не отходил, как бы его не топтал конь, и не секли дружинники мечами и топорами… Наконец князь открыл глаза и бородатый скуластый дедич исчез. Удалось разглядеть крохотного красноватого паука, ползущего по носу к ноздре. Князь подёргал щекой и паучок осторожно приподнялся на невидимой паутине, завис в воздухе и затих. Стовов зевнул и окончательно открыл глаза. Паучок, крутясь, как веретено, стремительно вскарабкался на недосягаемую высоту и исчез из виду.
— Полукорм! — позвал князь, поворачиваясь к бревенчатой стене и натягивая на ухо медвежью шкуру, служившую одеялом. Он снова провалился в дрёму. Ему представился теперь ясный и тёплый день. Его маленький сын Часлав скачет рядом на сильном коне, а лось, обессилевший от ран, но всё ещё грозный, готовый броситься на всадников, скачет перед ними ломая заросли. Затем мелькает метко брошенное Чаславом копьё-сулицу, и под восхищённые крики челяди оно попадает лосю в шею…
Князя отвлёк громкий храп и причмокивание. В большом доме потрескивали камни остывающего очага, тихо разговаривали рабыни в дальнем углу, шуршали и топтались крохотных мышиных лапок где-то под полатями.
— Огонь, дайте пить! Я тону… — начал вскрикивать во сне дружинник Тороп, спящий рядом.
Раздающийся невдалеке в смрадном спёртом воздухе храп прервался. Послышалась возня, и сиплый голос произнёс:
— Заткнись, князя разбудишь, эй!
— Спасай коня… Это ты, Ломонос?
— Хватит орать.
— Полукорма позовите, ну, — всё так-же глядя в стену, зло повторил Стовов.
Полукорм долго не появлялся долго, князь разглядывал сучки на стене, и начал терять терпение. Ему почудилось, что если он не встанет, то жизнь в Стовграде пойдёт по-старому. Лодии, стоящие на воде, окажутся на берегу без мачт, снасти исчезнут, не будет похода, преждевременной весны. Без спешки он встанет, съест миску творога с мёдом, оседлают коней, и он весело поедет охотиться соколом на зайцев. От Волзева капищу и Журчащего Крапа придут известия, что упрямая чудь убегает на север, а их угодия занимают союзные стребляне…
— Звал? — послышался грубый голос Полукарма и запахло жжёной паклей и смолой.
На дворе заблеяли козы, заорала баба, срывая голос:
— Пошли, пошли, поганцы рогатые!
— Ну как, готовы лодии? — спросил князь садясь и свешивая вниз босые ноги.
— Великий день сегодня! Уже все на берегу, кур и свиней на ладьи заводят. Вернулся наш Линь из Дорогобужа вместе с Орей Стреблянином, сыном Малка, с ними пять десятков воинов на своих больших лодках. Оря как узнал, что мы идём в поход с Рагдаем и Вишеной, так и согласился, а поначалу размышлял. Хорошо, что он с нами будете в походе. Этим стреблянам нельзя доверять. А то пожжёт Стовград, или на Каменную Ладогу нападёт в наше отсутствие, а так, вроде как он у нас в заложниках, и стребляне против кривичей не выступят, пока нас нет. Я бы ещё его детей княжне твоей Беле в Каменную Ладогу повелел отослать. Будут у неё в заложниках…
Стовов неопределённо хмыкнул, встал, потягиваясь:
— После зимнего разгрома стреблянских дальних деревень и их города Бора-на-Москве, по моему вышло, не посмел стреблянский вождь меня ослушаться, — князь отыскал взглядом в полумраке двух рабынь и сказал в их сторону, — давай быстро рубаху праздничную, Рагна, и есть поставь на стол живее!
Пока рабыня выставляла на стол козий сыр, просяные лепёшки и мёд, Семик зачерпнул воды из лохани у входа, и полил князю на руки и шею, и при этом приговаривал:
— Вёсла сосновые сам проверил, паруса льняные с пропиткой жировой, как варяги учили. Верёвки просмолённые, доски законопачены мхом и паклей, гвозди деревянные разбухли и течей нигде нет. Мачты без древоточцев. Всё хорошее, ладное. Взяли два десятка кадок зерна, жернова для помола, шесть коробов солонины, три десятка кур-несушек, десяток свиней, поросят живьём, четырёх дойных коз. У стреблян и бурундеев свои припасы, остальное добудем в лесу и в реке…
— Коней вот только где мы купим, если придётся по суше идти по следам золота, там же нет табунов степных хазарских, — покряхтывая от ледяной воды, спросил сам себя Стовов, — деньги-то мы берём, пушнину для обмена, но за один раз где-то взять две сотни хороших лошадей? У рыбаков-пруссов и у собирателей янтаря куршей? Это смешно.
— Захватим в бою!