Золотарь, или Просите, и дано будет…

Сперва закапало. Не вполне удачно – в смысле попадания. Черт, забыл поднять пластиковое сидение. Надо протереть его туалетной бумагой… Ага, вот и струя. А что? Вполне приличная струя. Желтая, напористая. Мама моя родная, никогда не думал, что буду радоваться акту мочеиспускания…

Все.

Все позади.

И тут меня тряхнуло так, что спазм закрыл краник в усталом организме. Почему я? Нет, действительно – почему я? Имп-Шиза должна была напасть на Риту. Это Рита – жертва. Живец. А я так, погулять вышел – консультант, советчик, придаток…

Куда ты смотрела, Зараза?

–…тебя в морге родители не узнают…

Я прислушался.

Голос был женский. Еле слышный. Но вполне узнаваемый.

Рита.

– Тебя в морге…

С кем это она? По телефону?

В ванной?!

– …родители…

– Рита?

– …не узнают… – она меня не слышала. – Тебя…

Я ударил в стенку кулаком. Ссадил кожу о шершавую плитку.

– Рита!

– …в морге…

Нас разделяла стена. Нас разделял целый мир.

– …не узнают…

Пулей я вылетел из туалета. Громоздкой, неуклюжей, трясущейся пулей. И срикошетил от стены коридора. Плечо взорвалось острой болью, когда я вынес дверь ванной – что называется, с мясом. Взвизгнула, отлетая, задвижка. Хрустнули петли. Как при этом я не пришиб Риту, одному богу известно.

– …родители…

Она стояла у зеркала. Тихая, благостная. Словно под кайфом. В правой руке Рита держала маникюрные ножницы. Очень острые, хищно выгнутые на концах. Казалось, она решила подровнять сломанный ноготь. Когда б не рот, залитый густой, темной кровью, не блузка на груди – багровая, масляная; если бы не лужица в мойке, лениво утекающая в слив…

Рита разрезала себе ноздри.

На меня она не обратила ни малейшего внимания. Выбитая дверь? – разразись в коридоре самум, начнись океанский шторм, она бы и этого не заметила.

– Меня в морге родители не узнают, – счастливо хихикнула Рита.

И поднесла ножницы к глазу.

Я вцепился в ее руку, как обезьяна – в спасительную ветку. Две мои руки – против ее одной. Две человеческие, плоть и кожа, и жалкие мышцы – против гибкой стали, и яростного пластика, и безумия, сошедшего с небес. Запах ванили наполнил ванную. Черные орхидеи прорастали в кранах. Ангел сорвал печать, и вода в трубах превратилась в кровь. Ножницы полоснули меня по щеке.

Нет, не ножницы – ногти левой, свободной руки.

– Тебя в морге родители не узнают, – предупредила Рита.

И ударила снова.

А в зеркале на стене, напротив Риты, была подворотня, и серый бетон, и мой Антошка с разбегу бился о стену головой. Первый случай жертвы и исполнителя в одном лице. Теперь уже – второй.

Со временем творились чудеса. Я дрался с ней вечность. Натэлла примчалась к нам мгновенно. Как это совместить, я не знаю. Как Рита не выцарапала мне глаза, не знаю. Как ножницы вспороли мне мочку уха, не знаю. А уж каким образом Натэлла ударилась оземь и превратилась в Чистильщика – не знаю и знать не хочу.

Огромный, деловитый, он оторвал фурию от дурака.

– В морге! – крикнула Рита.

– Да, – согласился Чистильщик и ударил.

В боксе это называется хук.

– Сдурел? – заорал я, глядя на бесчувственную Риту.

Она сидела, запрокинув голову, между мойкой и душевой кабиной. Ножницы валялись рядом. Неясно, куда пришелся кулак Вадима Петровича, но пришелся он кстати. Неземной покой снизошел на лицо женщины. Блестела кровь – на губах, на подбородке… Чуть дрожали ресницы. И рот – рот Джокера, терзающего Готем-сити – перестал бормотать про морг и родителей.

– Нет, – ответил Чистильщик.

И ударил еще раз.

В боксе это называется бомба. Не спрашивайте, куда сел я. Или лег.

Не знаю. Не помню.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ ПРИВЕТ ИЗ СИБИРИ

1

Выглядело это – как в кино.

Очень близкая дистанция. Перенос центра тяжести. Хитрый подворот тела. С ноги на ногу – раз! И кулак – снизу вверх, по красивой дуге. В подбородок. В чисто выбритый с утра, до боли знакомый подбородок. Черт возьми, мишень просто наделась на этот увесистый чудо-кулак…

– Апперкот, – с удовлетворением сказал Чистильщик. – Моя фишка.

Пальцы его легли на клавиатуру ноутбука.

– Ты на замедленной посмотри. Вот где класс!

– Зачем ты мне это показываешь? – спросил Золотарь.

Чистильщик удивился:

– А кто еще оценит? Если не ты?

– Я уже оценил.

Трагическим жестом Золотарь обвел палату. Грех жаловаться, палата была отдельная. Типа "люкс". С холодильником и телевизором. С выходом в Интернет, гори он синим пламенем. С видом на парк из окна. Беседки, мраморные нимфы, скамеечки…

Частная клиника "Доктор Сан" уважала своих пациентов. Случайные люди лечились в другом месте. И правильно – увидев счет от "Доктора Сана", случайный получал инфаркт.

– Мало. Вот, смотри: ювелирная работа.

– Ты мне зуб сломал.

– Не ври.

– Сломал.

– Ничего я не ломал. Тебе зуб наращивали, вот и откололось.

– Ты отколол, горилла.

– Скажем так: при моем участии. Давай еще раз прокручу.

– Иди в пень.

– Получишь удовольствие.

– Я уже получил…